– Ну, веди войну, как умеешь, – мрачно сказал Павел ему на прощание.

И на весь потрясенный европейский мир загремели новые суворовские победы, утверждая непобедимую славу русского оружия. Молодой дерзостный воитель французов дрогнул и поспешил освободить землю Италии, ограбив ее сколь возможно.

А вскоре известие о смерти убитого заговорщиками императора Павла и вступление на престол Александра I взбудоражило столицу России. Большинство дворян (в том числе и служащих офицеров) восприняли эту новость как весьма радостную. Повсюду устраивали веселые вечеринки и балы, на которых отмечалось освобождение от «царственного монстра». Многие офицеры, встречаясь на набережной, целовались, как в празднование Пасхи. Дамы света стали позволять себе чрезмерно роскошные платья и драгоценные украшения, что запрещалось павловскими указами. Вроде бы возвращались екатерининские вальяжности, забавы и словесные вольности. Александр I вел себя среди высшего сословия, как образованный и любезный, светский молодой человек. «Наш ангел», – лепетали петербуржские кокетки, имея в виду очаровательную внешность и мягкие манеры нового царя. Простонародье встретило убийство Павла довольно равнодушно, а крестьяне даже ворчали.

– Слух был, будто покойный батюшка-царь от крепости сбирался народишко слобонить, – собираясь в трактирах, переговаривались купчики и мещане, а то и приехавшие обозом недальние мужики. – За то его, сердешного, и удушили баре-изменники да дворцовые лихоимцы. Такожде пристукнули в свое-то времячко и батюшку евоного, истинного анпиратора Петра Федорыча. А вместо того немку посадили на трон, чтобы им попрощее было хрестьянство-то выжимать да хабарничать, казну государственную промеж себя дуванить.

– Некоторые баре с радости деньги мужикам ноне подавали цельной горстью: «Выпейте-де, мужички, за упокой тиранской, мол, души беспощадной…»

– Ну, а вы? Вы-то что же?

– А мы деньги взяли. Выпили за упокой. Почему не уважить?

Новый император Александр I объявил в своем манифесте, что будет править «по законам и по сердцу», то есть как бы возвращал более вольготный для дворянства дух покойной его бабушки Екатерины II. Александр снял запрет на ввоз в Россию иностранных товаров и на вывоз за границу недостающего Европе хлеба. Разрешено было снова свободно получать из-за рубежа любые книги и ноты. Кроме того, упразднена была Тайная экспедиция (то есть сыскной политический отдел полиции), а из Петропавловской крепости выпустили всех заключенных – 153 человека. Многие несогласные с «павловскими изуверствами» известные военные, – такие, как Александр Давыдов, Алексей Ермолов и Александр Каховский, – возвратились из ссылки. Снова заблистали балы и светские рауты, открылись при богатых имениях крепостные театры. Впрочем, шагистика, занимавшая большую часть времени солдат и офицеров, пока что сокращена не была. И великий князь Константин, и император Александр, воспитанные павловскими вахт-парадами, с детства самозабвенно увлечены были пруссоманией.

Маленького роста гусар, чернокудрявый и лихой ротмистр Денис Давыдов уже прославился в то время своими истинно вольными и горячими стихами:

Всё думающее общество понимало, что Россия стоит на пороге войны. Отношения с Францией, и без того натянутые после блестящих суворовских походов, стали предельно жесткими. К тому же Бонапарт (как бы следуя традициям Древнего Рима) сначала объявил себя пожизненным консулом республиканской Франции, а затем и ее императором. Для коронации нового монарха римский папа был без церемоний доставлен в Париж.

– Что ж, цари меняются, – значительно упирая на последнее слово, сказал приятель Саши Сеславина молодой эстляндский барон Таубе, – а служба по защите отечества остается.

Как обычно, в 6 часов утра адъютант гвардейского артиллерийского батальона Сеславин 2-й (1-м считался Николай) отдавал перед строем рапорт командиру батальона генералу Аракчееву, строго следившему за исполнением этой обязанности. Приняв от генерала распоряжения, Сеславин записывал их в книгу приказов и развозил по ротам. Для гвардейских артиллеристов порядок «павловской» дисциплины не изменился ни на йоту.

Вечерами Сеславин, если был свободен от дежурства, читал книги по военной истории. Иногда вместе с новым приятелем Таубе выезжал в свет, на вечера и балы. Красивого гвардейского офицера Сеславина принимают в знатных домах, где, разумеется, завязываются нежные ухаживания или, может быть, легкие связи. Естественно, жалованья подпоручика на такую «рассеянную» жизнь не хватало. Ждать же денежной помощи от отца, ржевского городничего, не приходилось.

Александр Сеславин понимал, что равняться с надменными владельцами сотен и тысяч крепостных, с титулованными сослуживцами, получавшими постоянные денежные вливания из богатых имений, он не может. Но и по службе, несмотря на безукоризненную дисциплину и отличные показания в артиллерийских стрельбах, успехов не прибывало. Он оставался всё в том же звании подпоручика. Как светскому молодому офицеру, Александру волей-неволей приходилось влезать в долги. Такая жизнь угнетала его.

Получив наконец чин поручика, он на несколько месяцев выходит в отставку (таковы были вольности дворянства); однако скоро возвращается в строй и получает назначение в десантный корпус графа Толстого. Командующий корпусом генерал-лейтенант Толстой отличался мягким характером, истинно светским поведением, добротой и великодушием. На долгие годы он остается «добрым гением» Александра Сеславина, покровителем, ходатаем за него перед царем и его доверительным корреспондентом. Тогда же только завязалась эта отнюдь неравная (ни по положению, ни по званию, ни по состоянию), но верная и доброжелательная привязанность.

Десантный корпус под командованием графа Толстого предназначался для действия русской армии в Ганновере, захваченном войсками Наполеона.

Тем временем основная русская армия (Австрия и Россия заключили военную конвенцию против Франции) двинула свои полки навстречу победоносному захватчику Европы.

В октябре 1805 года русские войска вошли в Австрию. Один из молодых офицеров, поручик Василий Петров находился в егерьском разведовательном отряде. Несмотря на осень, было еще на удивление тепло. Жители спокойно занимались своим хозяйством в деревнях, похожих на аккуратные, крытые красной черепицей миниатюрные городки. Города же казались прямо-таки красочными декорациями к какому-то театральному представлению, вроде балетного дивертисмента. Даже собаки лаяли здесь почти ласково. И повсюду летало множество голубей.

Когда подошли русские победители из Италии, они много чего рассказывали про красивую страну, про черноглазых, пылких южанок, не очень строго хранивших свое целомудрие. А с другой стороны, о том, что мужчины тамошние весьма свирепы и, чуть приревнуют, тотчас берутся за ножи. На улицах же городов беспокойно, могут напасть грабители. Есть негодяи, ставящие на перекрестках капканы или сбрасывающие с крыш железные обручи и арканы, которыми душат прохожих. Но французы навели здесь страху, и только суворовские богатыри, выбив воинские части Бонапарта, показали, как ведутся регулярные военные действия, к которым итальянцы, видимо, совсем не способны.