В холодильной камере на специальных подставках полулежало десять разномастных бутылок, главным образом легкое вино, в Испании считаемое дамским. Ничего похожего на португальский портвейн или испанское вино не было и в помине. Риккардо подумал, что мать ведет себя так же, как отец. Тот тоже убрал из поля зрения все, что напоминало ему о далеких счастливых годах.

Выбрал початую бутылку виски, налил его за неимением лучшего в бокал в форме тюльпана, покрутил, понюхал и скептически хмыкнул. Грубый запах показался ему убийственным для острого обоняния ценителя тонких марочных вин. Плеснул тоника из стоящей рядом бутылки. Открыл морозильное отделение, надеясь, что там окажется лед, и не ошибся. Бросил в бокал несколько кубиков льда и медленно выпил, почти не чувствуя вкуса. Все-таки он изрядно волнуется. В голову снова пришла сакраментальная мысль: «и зачем я это затеял? Не лучше ли было оставить все так, как есть? Возможно, эта встреча сулит ему одни разочарования?».

Уходить, раз уж пришел, было смешно, и он прошел по гостиной, разглядывая убранство. Типично английское жилище. Под ногами слегка потертый ковер в иранском стиле, похоже, подлинный. На стенах сентиментальные вышивки крестиком с упитанными смеющимися карапузами. Интересно, кто и когда это вышивал? Наверняка в дотелевизионную эпоху, поскольку это занятие требует уйму времени и сил, которых у современных дам попросту нет. В углу комнаты кресла и диван на изящных ножках в силе рококо с низеньким столиком перед ними образовывали довольно живописную группу.

В принципе, комната была уютной, но какой-то нежилой. Похоже, посетители здесь бывали редко. Но это понятно, если после смерти родителей, неизвестных ему деда с бабкой, мать жила в коттедже одна. Он явно велик для одного человека, почему же она от него не отказывается?

После виски к сердцу поднялась горячая волна, но напряжение не спало. Как он скажет матери, что он ее сын? Документы у него с собой, но неужели ему придется их предъявлять? Должна же она почувствовать, что он и впрямь родная кровь? Или слова про чуткое материнское сердце выдумка, и в жизни все иначе?

Риккардо не помнил, чтобы он когда-либо так волновался. Потрогал щеки. Горят. Взглянул в стоящее у стены на резных ножках высокое венецианское зеркало. Хорошо, что у него смуглая кожа, краску на щеках совершенно не заметно. Вот только глаза горят синим огнем, выдавая напряжение.

Посмотрел на строгие часы на своем запястье. Часы хорошие, известной швейцарской фирмы, но не кричащие о богатстве. Он, как истинный аристократ, считал роскошь моветоном. Стрелки показывали ровно два. Сорок минут прошло, а он и не заметил. Вот что делает волнение.

Словно услышав его мысли, дверь отворилась, и в гостиную зашла миссис Джонс. Остановившись в паре метров от него, просто сказала:

– Здравствуй, Риккардо. Как давно мы не виделись!

Он вздрогнул.

– Вы меня узнали?

Миссис Джонс сделала порывистое движение, желая его обнять. Но спохватилась и опустилась в кресло, будто ее не держали ноги.

– Конечно. Почти сразу. Как я могла не узнать единственного сына?

– Но вы не видели меня двадцать лет!

Она сцепила руки на коленях. Риккардо заметил, что пальцы у нее чуть подрагивали.

– Я видела тебя в последний раз пять лет назад, на выпускном вечере в мадридском университете. Ты был так красив в черной мантии выпускника! Я была за тебя очень, очень рада. Ты фотографировался на память. Я потом купила у фотографа твой портет.

Она встала, подошла к шкафу, достала из него альбом и подала Риккардо. На последней фотографии он и впрямь стоял в шелковой мантии выпускника у входа в университет, с гордостью держа в руках новенький диплом с отличием.

Риккардо был потрясен. Он прекрасно помнил этот день.

– Но почему вы не подошли ко мне?

– Как я могла? – миссис Джонс печально усмехнулась. – С тобой рядом были дед с бабкой и тетки, такие гордые, такие чопорные. Если бы я подошла, был бы скандал. Разве я могла испортить такой день в твоей жизни?

Риккардо задумался. Вряд ли бы родственники устроили публичный скандал, но встреча была бы натянутой, это безусловно. Он вспомнил, как они гордились его новым статусом, и понял, что мать была права. Праздник был бы если не испорчен, то скомкан однозначно.

– Но почему вы не пытались со мной связаться?

Миссис Джонс сердито тряхнула головой.

– Почему не пыталась? Пыталась. Много раз. Я даже судилась с твоим отцом, но он не собирался выполнять постановления английского суда о предоставлении мне возможности для свиданий с сыном. А в Испании мои иски судами даже к рассмотрению не принимались. – И безнадежно добавила: – Что может какая-то там Джонс против могущественного клана Сантос? Ничего. Я много раз пыталась с тобой поговорить или хотя бы тебя увидеть. Много раз я приезжала в Испанию и караулила возле ворот особняка, чтобы хоть мельком на тебя посмотреть. Но тебя всегда возили с охраной. И меня к тебе не пускали.

Риккардо почувствовал внутри холодную дрожь ярости. А родственники утверждали, что мать отказалась от него за приличные деньги, практически продала, и никогда не искала с ним встреч! Сколько лжи, сколько подлости! Наверняка и слова бабки об ее измене тоже ложь.

Мать с силой сжала руки, костяшки пальцев побелели от напряжения. Риккардо видел, как ей тяжело и больно, но не смог удержаться от вопроса, решив после ее признания перейти на родственное «ты»:

– Но почему ты не написала мне или не приехала потом, когда я стал взрослым и мог сам решать, что мне делать?

Она вздохнула.

– Заболели родители. Сначала отец, потом мама. Оставить их я не могла, нанять сиделок не было средств. А писать – куда? Твоей электронной почты я не знаю, а обычные письма до тебя никогда не доходили.

– Понятно. – Риккардо знал страсть бабки все контролировать, но то, что перехватывались адресованные ему письма, стало неприятным открытием.

Мать нервно переложила лежащую перед ней на столике книгу и попросила:

– Может быть, оставим прошлое в прошлом? Мы встретились, и это замечательно.

Но Риккардо не был готов забыть прошлое. И, что важнее, простить.

– Мама, я понимаю, тебе очень больно об этом вспоминать, но почему отец с тобой развелся?

Она высоко вскинула голову.

– Это не он со мной развелся, а я с ним. Я поняла, что он вовсе не тот, за кого я его принимала.

Риккардо опешил. Ее слова настолько шли вразрез с тем, что ему внушали с детства, что он растерялся. Роуз поняла его без слов.

– Понимаю, тебе говорили другое. Но на самом деле это я подала на развод, едва вернувшись в Англию после того жуткого скандала. Получив развод, пыталась отсудить хотя бы право видеться с тобой, но решения английского суда ничего не значили для рода Сантос.