– Я не подведу, Марат Гафурович.

Гафурыч непонятно смотрел на него. Вздохнул и сказал:

– Гирю верни уже в спортзал, надорвешься же. Завтра с братьями-акробатьями этими двор убираешь. Чтобы сверкал. А на субботник еще что-нибудь придумаем.

Гафурыч придумал, конечно. Антон долго не верил, что это всерьез. Что он прощен. Что он правда поедет на сборы авиалюбителей и, может, все-таки прыгнет с парашютом. Если повезет – даже не с вышки, а с самолета. А потом поедет на специальную смену в Артек. Он не верил даже сейчас, когда автобус, длинно заскрипев, остановился посреди двора, расчерканного тенями от высоких незнакомых деревьев, и невысокий усатый дядька, встречавший всех в аэропорту, скомандовал:

– Выходим и собираемся на плацу.

Сергей вскочил, подхватил чемодан и рванул к дверям первым. Надоело ему сидеть рядом с пучеглазым малым, впрямь очень малым, который не только занял место у окна, так еще и разговор толком поддержать не мог: «да», «ну» и «ага» на все попытки пообщаться.

Впрочем, Сергей не то чтобы выворачивался в своих попытках наизнанку. Он смог бы, конечно, разговорить и глухонемого, причем на любую тему, которую требовали момент и повестка. Опыт был – но на фига? Сергей честно заслужил эти сборы и ради левых чуваков мог уже не париться.

Он старательно оттрубил два года в клубе интернациональной дружбы и полтора – в кружке юных космонавтов, научился здороваться на двадцати языках, помнил генсеков и вождей всех дружественных партий, участвовал в идиотских викторинах и соревнованиях, очных и заочных, под эгидой «Пионерской правды» и «Техники – молодежи», клеил из ватмана дебильные объемные модели ракет с фотонным двигателем, отправил сотню писем неизвестным сверстникам в ГДР, Никарагуа и во Вьетнаме, еще десять – Рейгану против программы СОИ и за освобождение Леонарда Пелтиера, два – Индире Ганди. И даже поревел немного, когда ее убили. Пора, как батя говорит, пожинать плоды – поучаствовать во всесоюзных сборах, отобраться в Артек, попасть в парадный отряд юных космонавтов и, может, даже съездить за границу. Юра из горкома комсомола так и сказал, не скрывая зависти: в космос, конечно, не отправят, а вот в Румынию и Болгарию – запросто. А если повезет, то и в капстрану – Финляндию или даже Францию, к нашему другу Кретьену.

Но пока вокруг были наши друзья-кретины, один из которых сунулся к двери из первого ряда и чуть не свалил Сергея с ног.

Сергей успел ухватиться за спинку кресла и не слетел вниз по ступенькам «икаруса», хоть и больно стукнулся голенью о край. Кретин, на которого он налетел, тоже из автобуса не выпал, а жаль: плюхнулся обратно в кресло. Еще ускорения ему добавил угол Сергеева чемодана. Сильно и не совсем нечаянно.

«Куда ты лезешь!» – чуть не рявкнул Сергей в ответ на неизбежное «Куда ты прешь!». Но кретин, слишком коротко стриженный и фигово одетый, впрямь, что ли, дебил из спецшколы, этого не сказал. Он молча потер ушибленное место, поставил на пустое кресло мешок самого бичеганского вида и указал Сергею глазами на ступеньки. Спускайся, мол, если торопишься.

– Смотреть надо, – буркнул все-таки Сергей и неторопливо, чтобы не подвернулись ноги, одна из которых болела, а другая подрагивала – мог ведь и позвоночник сломать, кабы грохнулся, – вышел из душноватого салона в свет, тепло и многослойные запахи.

Олег, оглянувшись, убедился, что больше из глубины салона никто не вылетает: все выдергивают чемоданы и сумки, со смешками уступая друг другу дорогу. Он снова подхватил рюкзак и вышел наружу. Чемоданов дома не было. Мама предлагала купить новый, подлизывалась, но Олег сказал, что не надо. Пусть себе купит, если надо со Стасиком своим или еще каким ухажером на море ехать. А Олег возьмет рюкзак, с которым всегда отправлялся на соревнования. Старый, выцветший, затасканный по экспедициям. Таким от дяди Вити и достался, но не подвел ни разу. Этот рюкзак прошел тайгу, пустыни и океаны. Может, и до супертреков доведет. Олег его выстирал, подшил, поменял шнуровку и сказал, что для бурлака самое то.

Бурлаком его звали все, и Олег не обижался, а носил кличку как почетное звание уже второй месяц.

В ростовский полуфинал соревнований на призы «Пионерки» Олег попал с трудом. С осени мотор чихал, сбивался с ритма, а на районных просто не завелся. Новые движки тренеру Руслану Ахметовичу обещали уже третий год, а старые он перебирал чуть ли не ежедневно. Иногда это помогало. Мотор с карта Олега после третьей переборки и смены масла на супер-пупер-экспортное, выменянное Русланом Ахметовичем у парней с экспериментального участка завода имени Шерипова на что-то явно очень ценное – что именно, тренер так и не сказал, – успокоился и вел себя почти идеально. Результаты по году у Олега были стабильно хорошими, на отборах по городу и республике он был в призах, один раз даже разделил первое-второе с самим Чагаевым – и, если бы был фотофиниш, может, и первым оказался бы. Но фотофиниша не было, конечно. Ни на их автодроме, ни на взрослых трассах в Грозном, ни по всей Чечено-Ингушетии. Его и в Ростове не было. И слава богу: только фотки с финиша Олегу не хватало.

Правила Олег сдал легко, на фигурном вождении пришел третьим – мог бы вторым, но побоялся сжечь движок, который разок чуть сбился с такта. Руслан Ахметович Олега похвалил, весь вечер возился с движком, влил остатки масла из помятой канистры, и мотор запел, как молодой.

Кольцевые Олег выигрывал просто разгромно, расцепил Чагаева и Славнюка, пытавшихся работать непроницаемой парой, обалденным маневром – втопил как будто по внешней полосе, Славнюк рванул перекрывать, а Олег дернулся влево, на перегазовке тормознул, юзом улетел вправо, заставив стопануться Славнюка и тут же – едва не бортанувшего его Чагаева, – и под слышные даже сквозь шлем и грохот пульса аплодисменты на том же ускорении обошел по внутреннему радиусу Тоома.

На предпоследний поворот Олег вышел с отрывом в почти полкруга. А на последнем движок зазвенел, оглушительно чихнул, выбросил клуб черного дыма и умер. Олег как-то сразу, заледеневшими сердцем, животом и корнем языка понял, что это навсегда. Несколько бесконечно долгих секунд он, вцепившись в руль, бережно выводил онемевший карт на обочину, где никому не помешает, а потом, пока инерция не погасла, выскочил, пристроился к корме, сгорбился, вцепился в задний отбойник и как мог быстро рванул вперед, толкая семидесятикилограммовую машину перед собой.

Это было запрещено правилами: пилот заглохшего карта должен ждать помощи, не выходя из машины и не создавая помех для остальных. Но Олег сделал все, чтобы не создавать помех, а на дисквалификацию ему было плевать. Все равно на этом моторе ему больше не ездить, а нового он явно не дождется. Олег уже дождался того, о чем мечтал два года, – участия во всесоюзном чемпионате. Сниматься с него было глупо – да и поздно. Надо финишировать.

Карт шуршал колесами по бетону довольно шустро, к счастью не рыская в стороны. Олегу удавалось почти что бежать, и перетяжка со словом «Финиш» болталась совсем рядом, казалось прямо перед запотевшими сразу очками.

Но машины были, конечно, быстрее.