Встряхнул.

Чуть полегчало, отпустило. Страха до сих пор не было, заточувство азарта, подогретое водочкой, росло как на дрожжах. Забылось дажетревожное ощущение, предчувствие надвигающейся беды. Значит, он действительнонабрёл на что-то важное. Ох, ё-моё, какие тут открываются перспективочки…

А вот на фига он завтра «хозяину» лагеря, полкашу Топтунову,понадобился – не понятно. Кого ещё там на станции встречать? Не до встречкак-то нынче…

В голове приятно шумело – ну да, на пустой-то желудок, дапосле дежурства, да после всего пережитого… Карташ помотал головой. Водку,откровенно говоря, он употреблял редко – нет ничего проще, чем спиться в такихвот местах, как эта долбанная Парма. Он понял это сразу, едва приехал в таёжнуюглушь. Но – если не хочешь спиться и свихнуться, надо, приятель, искать дело,надо искать, чем отвлечь себя от пустоты. Вот он и нашёл. И почти дошёл доразгадки. И поэтому – именно поэтому и только поэтому – сегодня можно было позволитьсебе наркомовские сто пятьдесят. То есть, прошу извинить великодушно,старлеевские сто пятьдесят. За удачу. Он правильно определил место, да и вообщев правильном направлении начал копать… Ну, теперь без «Макарова» он носа издома не высунет, благо офицерам не возбранялось носить табельное оружие всвободное от службы время где угодно. Окромя, разумеется, внутреннего периметрасобственно зоны.

В избе тикали, как им и положено, ходики, время от временитрясся мелкой дрожью пошарпанный холодильник, где-то за окном, очень далекоперекликались голоса. Не тело ли уже обнаружили? По-деревенски, со стуком, онпоставил опорожнённый стакан на стол и шумно завалился на заправленную постель,закинул руки за голову. Кобура с «макаркой» больно врезалась в бок, онпередвинул её на брюхо, чтоб не мешала. Будем исходить из худшего: Егорамочканули не из-за старых счётов, не ворьё, позарившееся на битком набитуюторбу, не какой-нибудь пьяный юнец, коих здесь, признаться, как блох на бомже,и кои, как пионеры, готовы пырнуть заточкой первого встречного – просто потому,что кровушка молодецкая играет и утвердиться дюже охота… Нет, будем думать, чтомочканули его именно из-за того, что лежало в сумке.

Значит, некто следил за ними? Значит, некто знал, чтоотыскал Егорка? Значит, некто понял, что именно старший лейтенант АлексейКарташ интересуется малопонятной территорией, не обозначенной ни на однойкарте, зато щедро огороженной рядами колючей проволоки…

Территории, за раскрытие существования которойнепосвящённому полагалась только одна награда: заточка в солнечное сплетение,так что ли?

Ну вот это уж дудки. Мы-то Карташи, мы не отступим и на пикупосадить себя не позволим.

Память предков, знаете ли, не позволит. А уж особенно дед непозволит: вот как встанет из гроба…

25 июля 200* года, 00.19.

Как гласит бородатый анекдот, если ребёнок не выбираетчто-то одно, а сгребает все предметы, расставленные перед ним (глобус, рюмку,куклу с бантиком), то быть ему офицером.

Дражайший папочка, Аркадий Алексеевич Карташ, гаданий неустраивал. Им всё было решено ещё до рождения ребёнка. Родится девочка, будеткем пожелает, родится мальчик – быть ему офицером. Как дед. Как отец.

Родился мальчик. Назвали Алексеем. В честь легендарногодеда.

Ох уж этот дед, бля…

Лёша Карташ любил дедулю, так же сильно ненавидел и лет додвенадцати страшно боялся, хотя в живую не видел никогда. Дед, выходец из стольже давнего, сколь и извечно бедного рода польско-румынских дворян Карташей,погиб в сорок шестом в Закарпатье, невдалеке от родного города Хуст, в стычке сбендеровцами, что обезумевшими волками рыскали в послевоенные годы по берегамТисы и ощутимо мешали установлению Советской власти на Западной Украине,каковое и без них проходило архинепросто. Дед был одним из тех, кого направиличистить леса Закарпатья от засевших там недобитков – дескать, места тебезнакомые, до боли родные, вот и займись.

Впрочем, гибель деда была окутана столь загадочнымиподробностями, что юный Лёша Карташ ничуть не удивился бы, откройся вдруг дверьи переступи порог тот, чьи фотографии висели в каждой из шести комнатмосковской квартиры, Тела тогда так и не нашли. По свидетельству захваченных вплен бендеровцев, на чьи показания и опиралось следствие, деда и двух другихбойцов спецотряда МГБ (все трое были ранены, потому и оказались в руках убандитов) увели на расстрел некие Микола и Петро, но те сами были убиты впоследнем бою этой банды, так что место расстрела показать было некому.

Стало быть, дед запросто мог и сбежать, а Микола с Петро простоскрыли сей факт, дабы их самих не шлёпнули свои же – за ротозейство иневыполнение приказа. Правда, в семье Карташей были уверены, что если б дедспасся, он рано или поздно вышел бы к своим. Вряд ли бы он предпочёл начатьновую жизнь под чужим именем на территории своей страны, ещё меньше верилось вто, что он перебрался через одну из границ и осел в стране другой. А чтоподелать – дед был патриот и борец за идею великой империи, и весь егогероической путь сие подтверждал.

В двадцать шестом Алёша Карташ закончил школу Кремлёвскихкурсантов, а в двадцать четвёртом стоял, как и все кремлёвские курсанты, впочётном карауле у гроба вождя… и когда по телевизору крутили кинохроникупрощания соратников с Лениным, то вся семья Карташей собиралась перед экраном иждала кадра, когда покажут скорбящего у гроба Серго Орджоникидзе. Именно тогдана заднем плане был виден молоденький курсант в шинели, в будёновке, свинтовкой, с траурной повязкой на рукаве. Мать всхлипывала, отец наклонялся кэкрану, каменея лицом… а маленький Лёша Карташ думал о том, что вот так вот,без движения, стоять час или больше, наверное, невыносимо, и ему тоже придётсямучиться, когда он станет офицером, чего, кстати, не хочется до усрачки…

До финской войны тридцать девятого года дед, в общем-то,ничем героическим не отметился, просто честно служил: сначала на ДальнемВостоке, потом в Туркестане и, наконец, в ЛВО. Прошёл путь от батальонного дополкового комиссара. В первые самые тяжёлые для Красной армии дни «зимнейвойны» танковый батальон, в котором находился в тот момент комсостав бригады,включая полкового комиссара, попал в окружение. Батальон был изничтоженпрактически подчистую – лишь деду удалось вывести из-под огня и увести на лыжахв леса горстку людей. Эту горстку он превратил в летучий отряд, который боролсяс финскими разведчиками и терзал позиции финской армии наглыми вылазками. Послетого как отряд вернулся в расположение Красной армии, дед вынужден былотчитаться не только перед своим командованием, но и перед органами НКВД…

Вопреки огульным обвинениям, которые выкрикивали, брызгаяслюнями, в годы перестройки бородатые демократы, органы безопасности при «отценародов» занимались не одними лишь беззакониями и репрессиями – они ещё иработали. И профессионалов в органах хватало.

Причём профессионалов крутейших, каких после этого никогдауж не делали… Так вот деда никуда не посадили и не сослали. Его взяли в работу,посчитав, что политработников и без него хватает, зато позарез нужны сильные итолковые офицеры для проведения спецопераций на территории врага. В НКВД тогдаформировали спецотряд для выполнения задач особой сложности – то есть, насегодняшний манер говоря, создавали спецназ.