Следует сказать и о внешних сторонах службы Николая в гвардии. Глядя в глаза правде, надо признать, что нравственная сторона отношений господ офицеров вне строя была, мягко выражаясь, далека от идеала: характернейшей чертой их быта были бретерство, волокитство, игра в карты, склонность немалого числа офицеров к гомосексуализму и забубенное пьянство.

Дело врачей и психологов объяснить, почему именно так произошло, но факт остается фактом: в 80-х годах среди офицеров гвардии широко распространился гомосексуализм. Александр III, бывший эталоном нравственности, с омерзением относился к носителям этого порока, но изгонять со службы не мог, ибо их было слишком много, и ограничивался отставками офицеров, чьи похождения получали громкую скандальную огласку.

Особенно славился этим пороком Преображенский полк, где командиром был Сергей Александрович, показывавший своим однополчанам пример за примером извращенного мужеложства. Император вынужден был отставить от службы сразу двадцать офицеров-преображенцев, не предавая их суду только из-за того, что это бросило бы тень на его родного брата – их командира.

Племянник Сергея Александровича великий князь Александр Михайлович, приводит в своих «Воспоминаниях» такой эпизод:

«Некоторые генералы, которые как-то посетили офицерское собрание Преображенского полка, остолбенели от изумления, услыхав любимый цыганский романс великого князя в исполнении молодых офицеров. Сам августейший командир полка иллюстрировал этот любезный романс, откинув назад тело и обводя всех блаженным взглядом!»

Зато Лейб-гусарский полк, где почти не было гомосексуалистов, славился патологическим пьянством. И здесь тон задавал командир полка – один из самых горьких пьяниц русской гвардии великий князь Николай Николаевич. Его однополчане, собираясь в офицерском собрании, пили по неделям, допиваясь до чертиков и белой горячки.

Водку пили не рюмками, а «аршинами», и нужно было выпить не менее аршина рюмок, поставленных в ряд. А ведь аршин равнялся 71 сантиметру! Другой забавой была «лестница», когда следовало подняться на второй этаж, выпивая по одной рюмке на каждой ступеньке.

После этого офицеры-гусары начинали игру «в волков». Участники игры, раздевшись донага, становились на четвереньки и начинали выть. Тогда старик-буфетчик выносил лохань, наполнял ее шампанским или водкой, и вся «стая», стоя на четвереньках, с визгом отталкивая друг друга и кусаясь, лакала вино. И так же, как в Преображенском полку, здесь, в Лейб-гусарском, безусловным лидером в этом виде офицерского «спорта» был его командир, великий князь Николай Николаевич. Бывало, что и сам командир раздетым залезал на крышу собственного дома и, как и его офицеры, тоже выл на луну, а то и пел серенады своей возлюбленной купчихе, невенчанной супруге, жившей с ним в Царском Селе, где квартировал Лейб-гусарский полк.

Однако, проходя службу в Преображенском полку, цесаревич Николай был совершенно непричастен к порочным наклонностям офицеров-гомосексуалистов, а служа в Лейб-гусарском, не позволял себе пьянства, хотя ханжой не был и иногда в офицерском собрании пропускал две-три рюмки водки или бокал-другой шампанского.

Здесь же выявилась и одна из симпатичных черт его характера – стремление помочь своим товарищам-однополчанам, если они женились на скомпрометированных ранее дамах.

По законам офицерской чести эти офицеры должны были оставлять Преображенский полк, и цесаревич всячески помогал им в их дальнейшей карьере – армейской, гражданской, а иногда даже духовной.

О его службе в Преображенском полку сохранилось свидетельство командира полка с 1891 года, Великого князя Константина Константиновича. Вот запись в его дневнике от 6 января 1894 года, когда цесаревич уже два года носил звание полковника и командовал первым батальоном преображенцев: «Ники держит себя в полку с удивительной ровностью; ни один офицер не может похвастаться, что был приближен к цесаревичу более другого. Ники со всеми одинаково учтив, любезен и приветлив; сдержанность, которая у него в нраве, выручает его».

Военная подготовка цесаревича не ограничилась знакомством с пехотной, кавалерийской и артиллерийской службой. Будучи атаманом всех казачьих войск, он знал и казачью службу, а кроме того, был приобщен и к службе на флоте.

И вообще, следует признать, что Николай, с учетом его возраста, был подготовлен к военной деятельности гораздо лучше, чем к какой-либо другой. А. П. Извольский, выдающийся русский дипломат, занимавший в 1906-1910 годах пост министра иностранных дел, писал в своих «Воспоминаниях»:

«Когда император Николай II взошел на престол… его природный ум был ограничен отсутствием достаточного образования. До сих пор я не могу понять, как наследник, предназначенный самой судьбой для управления одной из величайших империй мира, мог оказаться до такой степени неподготовленным к выполнению обязанностей величайшей трудности».

И действительно, военная среда, окружавшая цесаревича и во дворце, и на занятиях военными науками, и в полевых лагерях на учениях, была ему гораздо более близка и понятна, чем, например, среда министерская, дипломатическая или придворная, так как отец-император не очень-то приобщал его к сфере государственного управления или внешней политики.

Александр III не любил придворных балов и празднеств, ограничив их до минимума, и, как мы уже знаем, практически не принимал по делам двора никого, кроме министра этого ведомства Воронцова-Данилова, да и то крайне редко.

И потому и цесаревич воспитан был в том же духе, что и отец: он не выносил излишеств ни в одежде, ни в еде, старался во многом подражать отцу, со временем полюбив то же, что любил и Александр: охоту в царских заповедниках – Ловиче, Спале, Беловежье, рыбалку в Финских шхерах, долгие прогулки в полях и лесах, физический труд и стремление к здоровой и чистой жизни.

Каждый год 1 марта в Петропавловском соборе служили торжественный траурный молебен по убитому царю Александру II, где обязательно присутствовал Александр III и кто-то из членов семьи.

В 1886 году новые, молодые террористы решили воссоздать разгромленную «Народную волю», и на ее месте в Санкт-Петербурге возникла глубоко законспирированная организация – «Террористическая фракция Народной воли», организатором которой стал студент четвертого курса Петербургского университета Александр Ильич Ульянов – старший брат В. И. Ульянова, будущего Ленина, тогда еще гимназиста-выпускника. Александр Ульянов был скорее идейным руководителем и теоретиком группы, но, кроме того, принимал участие и в изготовлении метательных снарядов. В группе было около полутора десятков человек – преимущественно студенты университета, которые в начале 1887 года подготовили покушение на Александра III, наметив днем его убийства 1 марта. Расчет строился на том, что 1 марта царь непременно поедет в Петропавловский собор для участия в панихиде на могиле своего отца.

Все было подготовлено заблаговременно, и заговорщики вышли к Аничковому дворцу, где зимой жил Александр III, даже на день раньше намеченного срока, надеясь, что царь выедет на Невский и в этот день. Однако их ждала неудача: в конце февраля полицией было перлюстрировано письмо из Петербурга в Харьков студенту И. П. Никитину о красном терроре, что привело к установлению слежки за автором письма – членом группы Андреюшкиным, а затем и за некоторыми его товарищами и соучастниками. Причем Андреюшкин попал под наблюдение за день до покушения на царя. Полицейские филеры повели Андреюшкина и второго члена группы – Генералова – прямо с места их встречи на Невский проспект и стали свидетелями того, как они, держа под мышками свертки, – а это и были смертоносные заряды, изготовленные Ульяновым, – начали прогуливаться возле Аничкова дворца. Филеры засекли и еще трех соучастников готовящегося преступления и незаметно проводили их всех до их квартир, после того как они, ничего не предприняв, ушли с Невского.