3

Это было откровенной глупостью — проезжая в окружении эскорта аристократическими кварталами, вглядываться в дома, заборы и прохожих, пытаясь понять, изменилось что-то на улицах или нет. На первый взгляд, все шло как обычно. Встретив несколько патрулей, пропустили карету старухи Фукиано, чуть не задавили выскочившего на дорогу щенка и оказались у дворцовых ворот. С нетерпением ожидавший Монсеньора Карваль выслушал об увеличении в столице воровского поголовья и признался, что ничего не знал. Робера это почти развеселило.

— Пока «гостей» несколько десятков, — утешил он маленького генерала, — и пару-тройку местные уже приголубили. Видимой причины для беспокойства нет.

— Видимой, Монсеньор. Мне хотелось бы понять, что тянет в город чужаков и не отпускает своих. Я прикажу докладывать обо всем, что покажется странным.

— Пусть Дювье проедется до Фрамбуа. Если его потянет назад… Лэйе Астрапэ, лучше я сам!

— Вас, Монсеньор, — Никола позволил себе улыбнуться, — безусловно, потянет.

Робер, не вступая в пререкания, взял шляпу и поднялся. Некоторые вещи другим не поручишь, и отнюдь не из недоверия.

Выезжали через ворота Роз. Камни и камни, но память человеческая намертво прибивает счастье, стыд, боль даже к камням. Через эти ворота покинула свою столицу Катари, через них же ушел Клемент… Эпинэ отвел взгляд от распахнутых тяжеленных створок и стал смотреть вперед. Немногочисленные торговцы проехали утром, но совсем пустынной дорога не была. Отряд то и дело обгонял нагруженные домашним скарбом повозки и хмурых людей с узлами и тачками. Одна семья показалась знакомой, и Робер направил Дракко к едва ползущей телеге. Имени ведшего лошадь мастерового он не помнил, но раскрасневшееся от жары полное лицо ни о чем дурном не напоминало.

— Уходите? — спросил Эпинэ. — Куда?

— В деревню, монсеньор… — слегка растерянно ответил толстяк и утер со лба пот. — Родня там у нас.

— За Кольцо вас не выпустят.

— Зачем за Кольцо? — удивился беженец. — Нам чуток за Фрамбуа. К вечеру доберемся.

— А с чего уходите?

— С чего? — Горожанин покосился на столь же полнотелую супругу, восседавшую в окружении отпрысков на куче тюков. На коленях женщина держала клетку с надсадно орущим попугаем. — Крысы вот сбежали, и вообще… Дом вот оставили, хороший дом, и мастерскую. Растащат вот теперь…

— И пусть, — упрямо, словно продолжая спор, сказала женщина. — Перебьемся! Сил моих не было, монсеньор, ровно кол в горле стоял. Как отъехали, хоть дышать можно…

— Значит, это вы настояли?

— Я… Давно надо было, а мы все тянули.

— Как давно?

— Да с ночи Октавианской, будь она неладна, — подсказал муж. — Соседей жгли, чуть на нас не перекинулось, хорошо, ветер в другую сторону… Вот Марта и заладила, едем да едем, а третьего дня и вовсе уперлась. Ты, говорит, как хочешь, а я детей в охапку и к тетке. Насилу вот уговорил собраться как следует, а за Кольцо мы ни-ни! Знаем. Да и не к кому…

— Вы где жили?

— У Сливовой пристани.

Иноходец кивнул, будто это что-то объясняло, и полез за кошельком. Год назад он отдал бы все, но Проэмперадор, в отличие от Первого маршала мертвовозрожденной Талигойи, деньги считал. Получивший два полновесных старых талла мастер рассыпался в благодарностях, и Робер, чтобы не слушать, пустил Дракко в кентер. Они останавливались и заговаривали с уходящими еще дважды, и никто не смог внятно объяснить, почему именно сейчас сорвался с места.

— Кто его знает, Монсеньор, — подвел итог Никола. — Жизнь в Олларии не сахарная. Не толпой же валят, да и не первые они… Как мы мародерские шайки на дорогах прижали, так и потянулись. Сперва больше было.

— Сколько мы отъехали?

— Хорны три.

— Я ничего не чувствую, а вы?

— Ничего, но мы в любом случае вернемся, нас могут и не держать.

— И все равно доедем до Фрамбуа.

Никола не возражал, хоть и полагал затею бессмысленной тратой времени. Фрамбуа встретил Проэмперадора заколоченными трактирами и собачьим лаем, но пара заведений работала. На вывеске одного из них робко улыбалась девушка, неуловимо напоминавшая юную Катари. Робер покосился на спутника. Тот смотрел на картину, и лицо его было непривычно мягким, почти мечтательным.

— Знаете, Монсеньор, она очень похожа на икону, которую велел сжечь Окделл. Вы так ее и не видели.

— Я посмотрю, — внезапно пообещал Робер. — Все равно придется взять в особняке Алвы некоторые ценности.

400 год К. С. 5-й день Летних Молний

1

«Надорские» вепри местами подставляли солнцу отменную бронзу, а местами были заляпаны какой-то дрянью — караулившие опечатанный особняк южане и не думали их чистить. По-хорошему на ворота следовало вернуть воронов, но у Ро не доходили руки, а Росио, где бы и какие бы кошки его ни носили, меченные бывшим оруженосцем заборы тревожили ряд ли.

Будьте свидетелями, — потребовал толстый мэтр Инголс, Переводя взгляд с герцога Эпинэ на графиню Савиньяк и с графини Савиньяк на кучку чиновников тессории. — Я снимаю Печати. К сожалению, мы не располагаем даже примерной описью находившихся в доме ценностей.

— У генерала Карваля не было времени, — напомнил Робер.

— Разумеется, — подтвердила графиня.

Мэтр аккуратно срезал печати и вытащил ключи. Скреплявшее их кольцо украшал оправленный в золото карас с накладным, тоже золотым, вепрем. Сбежавший молодой человек не сомневался ни в своем праве на дом, ни в своем праве на месть, ну и на жизнь после содеянного, само собой.

— Сударыня, прошу вас.

— Благодарю, мэтр Инголс.

В просторном вестибюле было прохладно и тихо, черный мрамор пола покрывал тонкий слой пыли, на коврах почти не видной. С высокого постамента пялился еще один вепрь, за его спиной багровело не знавшее побед знамя.

— Тут стояла обсидиановая ваза, — припомнила Арлетта. — Когда из Алвасете приезжала хозяйка, в вазу ставили цветы. Оставаясь одни, мужчины обходились кипарисовыми ветвями.

— Конечно, — спохватился Робер, — вы же знаете дом!

— Я здесь бывала, — уточнила графиня, разглядывая застланную золотистым ковром лестницу и светлые, явно новенькие, перила. У захватившего особняк юнца вкуса было больше, чем у обгальтарившего дворец анакса, и переделки вызывали не смешки, а ярость. Робер это если и не заметил, то почувствовал.

— Альдо добил мальчишку своим подарком. — Проэмперадор почти шептал, чтобы не слышали оставшиеся у двери чиновники. — Я должен был ему объяснить… Заставить, в конце концов!

Мэтр красноречиво, будто в зале суда, возвел глаза к опять-таки новому плафону, готовясь изречь нечто убийственное, но графиня оказалась проворней.