— Она покинула нас почти десять лет назад. Полагаю, с вами случилось то же самое?

Ралстон кивнул:

— Нам даже десяти не исполнилось.

— В таком случае, полагаю, никто из нас не испытывает к ней особой любви.

— В самом деле.

Они стояли так довольно долго, решая, насколько каждый из них искренен. Гейбриел первым нарушил молчание:

— Предлагаю вам сделку. — Джулиана мгновенно отрицательно качнула головой, но Ралстон поднял руку, не дав ей заговорить, и продолжил: — Это не подлежит обсуждению. Вы останетесь здесь на два месяца. Если по истечении этого срока вы все же предпочтете вернуться в Италию, я это устрою.

Джулиана вскинула голову, словно обдумывала не только предложение кузена, но и возможность побега. Наконец она согласно кивнула:

— Два месяца. Ни днем больше.

— Наверху вы можете выбрать спальню по своему вкусу, сестричка.

Джулиана низко поклонилась.

— Grazie[3], милорд.

Она уже повернулась к выходу, когда Ник спросил, не в силах больше сдерживать свое любопытство.

— Сколько вам лет?

— Двадцать.

Ник коротко взглянул на брата и продолжил:

— Мы должны представить вас лондонскому обществу.

— Полагаю, в этом нет никакой необходимости, поскольку я пробуду здесь всего восемь недель.

Она с явным нажимом произнесла последние слова.

— Мы обсудим это позже, когда вы устроитесь. — Коротким поклоном Ралстон дал понять, что разговор окончен, распахнул дверь кабинета и позвал дворецкого. — Дженкинс, пожалуйста, проводи мисс Джулиану наверх и пришли кого-нибудь помочь ее горничной распаковать вещи. — Он повернулся к Джулиане. — У вас ведь есть горничная, не так ли?

— Да, — ответила она, и на ее губах появилась улыбка. — Может, мне стоит напомнить вам, что это римляне принесли цивилизацию в вашу страну?

Ралстон поднял брови.

— А вы, оказывается, с характером.

Джулиана ангельски улыбнулась:

— Я согласилась остаться, милорд, но не обещала хранить молчание.

Маркиз вновь повернулся к Дженкинсу.

— С этого дня мисс Джулиана будет жить в нашем доме.

Джулиана покачала головой, смело встретив взгляд брата.

— Два месяца.

Ралстон кивнул и исправился:

— Она два месяца будет жить в нашем доме.

Дворецкий невозмутимо выслушал довольно странное распоряжение, произнес: «Да, милорд», — и повел Джулиану в ее комнату, попутно приказав лакеям, отнести сундуки Джулианы наверх.

Уверенный в том, что все его распоряжения будут должным образом выполнены, Ралстон закрыл дверь в кабинет и повернулся к Нику, который с ленивой усмешкой на губах стоял, прислонившись спиной к книжному шкафу.

— А ты молодец, братец, — произнес Ник. — Но если свет узнает, что тебе присуще столь гипертрофированное чувство фамильного долга... твоя репутация падшего ангела будет уничтожена.

— Ты меня очень обяжешь, если замолчишь.

— В самом деле, это так трогательно — демон, поверженный ребенком.

Ралстон молча пересек комнату и сел за большой письменный стол.

— Разве тебя не дожидается статуя, которую необходимо почистить? Пожилая мраморная дама из Бата, которую срочно необходимо идентифицировать?

Ник сел в кресло и закинул ногу на ногу, демонстрируя сияющие гессенские сапоги и явно не собираясь заглатывать наживку.

— Вообще-то дожидается. Однако ей вместе с легионом моих поклонников придется подождать. Я предпочел бы провести этот день с тобой.

— Не стоит идти на такие жертвы ради меня.

Ник стал серьезным.

— И что же случится за эти два месяца? А если она все-таки решит уехать, а ты не сможешь ей этого позволить? — Ралстон не ответил, и Ник продолжал гнуть свою линию: — Ей пришлось нелегко. Ее бросила мать, когда она была еще совсем ребенком... а потом она потеряла и отца.

— Ее обстоятельства ничем не отличаются от наших. — Ралстон притворился, что тема разговора ему совершенно неинтересна, и сделал вид, будто внимательно просматривает корреспонденцию. — Должен тебе напомнить, что вместе с матерью мы потеряли и своего отца.

Ник не отвел взгляда.

— Мы были друг у друга, Гейбриел. У нее же нет никого. Нам с тобой лучше, чем кому-либо, известно, каково это — быть всеми покинутым, всеми, кого ты когда-либо любил.

В глазах брата Ралстон заметил грусть воспоминаний об их детстве. Близнецы вместе пережили бегство своей матери и отчаяние отца. Их детство не было радостным, но Ник говорил правду — они всегда держались вместе.

— Наблюдая за нашими родителями, я усвоил одну вещь: любви придается слишком большое значение. Ответственность — вот что действительно важно. Честь. И Джулиане лучше понять это в самом раннем возрасте. Теперь у нее есть мы. Возможно, она считает, что это не так много, но этого должно быть достаточно.

Братья замолчали, каждый погрузился в собственные мысли. Наконец Ник произнес:

— Трудно будет добиться, чтобы ее приняли в обществе.

Ралстон энергично выругался, признавая справедливость слов брата.

Дочери женщины, не получившей должным образом оформленного развода, вряд ли обрадуются в свете. И Джулиане придется приложить немало усилий, чтобы избавиться от тяжелого шлейфа испорченной репутации своей матери.

И вновь заговорил Ник:

— Законность ее рождения будет подвергнута сомнению.

Гейбриел на некоторое время задумался.

— Если наша матушка вышла замуж за ее отца, это означает, что маркиза по приезде в Италию перешла в католичество. Католическая церковь никогда не признала бы ее брака, если бы она оставалась в англиканской церкви.

— В таком случае незаконнорожденными оказываемся мы. — Ник криво улыбнулся.

— Для итальянцев, — уточнил Гейбриел. — К счастью, мы англичане.

— Превосходно. Для нас все складывается хорошо, — сказал Ник. — Но что же с Джулианой? Найдется немало семейств, которые откажутся принимать ее. Многие посчитают нашу сестру дочерью падшей маркизы и ее любовника — простого итальянского торговца. И к тому же католика.

— Начнем с того, что они и так бы не приняли Джулиану. Мы не можем изменить тот факт, что происхождение ее отца оставляет желать лучшего.

— Возможно, проще выдать ее за дальнюю родственницу и не упоминать о том, что Джулия наша сводная сестра.

Ралстон отрицательно мотнул головой: