— У вас все готово? — спросила Роланд. — Вылететь нужно незамедлительно.

— Готово, сэр, вот только почту получим, — отвечал Холлин. — В вашем распоряжении еще пять минут — можете поразмять ноги перед полетом.

Искушение было очень велико, но дисциплина не позволяла Лоуренсу поддаться ему. Одно дело — прямо отказаться выполнять бесчестный приказ, другое — украдкой обойти тот, что тебя не устраивает. Такое правонарушение с его стороны могло бросить тень и на Холлина, и на Роланд.

— Я зайду в казармы, поговорю с Джарвисом, — промолвил Лоуренс и отправился к смотрителю, которому поручили заботиться об Отчаянном.

Джарвис, уже немолодой человек, когда-то шибанулся о бок дракона, при котором служил портупейщиком. Ему сильно урезали левую руку и левую ногу, но он, вопреки предсказаниям, выжил и был отправлен в Лондонский запасник, на легкую службу. Теперь он ковылял на деревяшке, носил вместо кисти железный крюк, не любил себя утруждать и отличался неуступчивым нравом; но Лоуренс охотно слушал его истории и потому находил у старика радушный прием.

— Не передадите ли ему пару слов от меня? — попросил капитан, вежливо отказавшись от чашки чая. — Я отправляюсь в Дувр, чтобы оказать там посильную помощь; не хочу, чтобы Отчаянный волновался, ничего обо мне не слыша.

— Передам, как же; сам и прочту. Он в этом нуждается, бедолага. — Джарвис принес перо с чернильницей, и Лоуренс стал писать на обороте какого-то обрывка бумаги. — Этот адмиралтейский жирняга опять заявился, всего полчаса назад. Притащил с собой целую кучу морской пехоты, ну и китайцы, вестимо, при нем. Они и посейчас тут — все уши нашему прожужжали. Вряд ли он станет есть, если они скоро не уберутся, и нечего мне за это пенять. Чертов флотский много о себе мнит, а сам ни шиша в драконах не смыслит. — Тут Джарвис спохватился и добавил: — Простите великодушно, сэр.

Рука у Лоуренса дрогнула, обрызгав записку чернилами, перо застопорилось. Капитан ломал голову над продолжением, но в следующий миг ему пришлось вовсе оставить затею с письмом. Чернильница покатилась на пол, стол опрокинулся, в уши ударил шум, сравнимый только с ревом шторма на Северном море.

Лоуренс, отшвырнув прочь перо, бросился к двери, Джарвис ковылял следом. Гул еще стоял в воздухе. Элси сидела на задних лапах, трепеща крыльями, Холлин и Роланд пытались успокоить ее. Прочие драконы в запаснике тоже встревожились и шипели, высовывая головы из-за деревьев.

— Лоуренс! — позвала Роланд, но он уже мчался по тропке, бессознательно схватившись за рукоять шпаги. Далеко ему, впрочем, убежать не пришлось: путь преградили руины одного из казарменных зданий и поваленные стволы.

За тысячу лет до того, как римляне начали приручать драконов, китайцы уже в полной мере овладели этим искусством. Восточные мастера, ставя превыше всего красоту и ум, презрительно взирали на умение выдыхать огонь и плевать кислотой, которое так ценили на Западе; воздушные легионы Китая были столь многочисленны, что с легкостью обходились без этих дешевых штучек. Но не ко всем боевым талантам драконоводы относились с тем же пренебрежением: вершиной их мастерства стала порода селестиалов, где утонченность и острый ум сочетались с «божественным ветром» — способностью извергать рев, превышающий мощью артиллерийский огонь.

Лоуренс наблюдал это явление лишь раз, во время битвы при Дувре, когда Отчаянный обратил свой дар против французских воздушных транспортов. Здесь от него пострадали безвинные деревья, превратившиеся в щепу, и стены, ставшие грудами битого кирпича. Причиной таких разрушений могли стать разве что ураган или землетрясение. Поэтическое название, которое китайцы дали таланту селестиалов, начинало казаться Лоуренсу как нельзя более точным.

Морские пехотинцы, потрясенные и бледные от ужаса, отошли к окружавшим лужайку кустам. Из всех англичан на линии огня устоял один Барэм, китайцы же, исключая принца Юнсина, благоговейно простерлись ниц.

Отчаянный высился во весь свой немалый рост за вывороченным с корнями дубом, положив на него переднюю лапу.

— Не смей говорить мне таких вещей, — сказал он, нагнув голову к Барэму. Дракон оскалил зубы, жабо у него на шее гневно встопорщилось. — Я тебе нисколько не верю и не желаю слушать твои лживые речи. Лоуренс ни за что не согласился бы взять другого дракона. Если его куда-то услали, я отправлюсь за ним, если же с ним сделали что-то плохое… — Грудь у него стала надуваться, как парус от ветра — селестиал готовился к следующему выдоху.

— Отчаянный! — закричал Лоуренс, карабкаясь через завал и съезжая на поляну, весь утыканный щепками. — Не надо, я здесь!

Дракон, услышав его, в два шага пересек лужайку. Сердце Лоуренса часто забилось, но вовсе не страх был тому причиной. Отчаянный свернулся вокруг него, окружив капитана блестящей черной стеной своего туловища, и приник к нему головой.

Лоуренс обхватил руками его морду, такую мягкую.

— Ты только не уходи снова, — просительно рокотнул дракон.

— Голубчик мой, — только и сумел выговорить Лоуренс.

Это блаженное единение длилось, однако, всего один миг.

— Лоуренс! — позвала Роланд из-за живой стены. — Отчаянный, будь умницей, развернись чуть-чуть. — Отчаянный неохотно послушался, продолжая загораживать Лоуренса от Барэма и прочей компании. — Вы не могли не вмешаться, — сказала Роланд, нырнув под его переднюю лапу, — но только знаток драконов способен это понять. Не позволяйте Барэму толкать вас на новые крайности. Отвечайте ему почтительно и делайте все, что он говорит. Поверьте, мне очень не хочется бросать вас в такой ситуации, но почту уже принесли, и даже минута может иметь решающее значение.

— Разумеется, — ответил ей Лоуренс. — В Дувре, видимо, ждут вас, чтобы начать атаку. Не беспокойтесь за нас.

— Атаку? Там будет бой? — Отчаянный наставил когти и посмотрел на восток, словно видя, как поднимается в воздух знакомая эскадрилья.

— Отправляйтесь и берегите себя, — торопливо промолвил Лоуренс. — Извинитесь за меня перед Холлином.

— Вы тоже постарайтесь не волноваться! — кивнула она. — Я еще до взлета поговорю с Лентоном. Корпус не останется равнодушным к вашей судьбе. Мало того, что они разлучили вас — они оказали непозволительное давление на дракона и встревожили весь прочий состав запасника.

— Не беспокойтесь и не задерживайтесь больше ни на минуту. Бой гораздо важнее, — сказал Лоуренс с жаром не менее притворным, чем уверения Роланд. Оба они понимали, что дело обстоит хуже некуда. Лоуренс не мог не броситься к Отчаянному — но, сделав это, он открыто нарушил приказ. Не найдется такого трибунала, который бы его оправдал; сам Барэм выступит обвинителем, и Лоуренс, приведенный к присяге, ничего отрицать не сможет. Вряд ли его, конечно, повесят: провинился он не на поле боя, и обстоятельства его извиняют — но, служи он на флоте, его непременно отправили бы в отставку. Ему осталось лишь стойко выслушать свой приговор. Лоуренс заставил себя улыбнуться, и Роланд, крепко сжав ему руку, исчезла.