Мальчик тоже провожал корабли-сухогрузы, плывущие в Африку и на Кубу, сверкающие лайнеры с веселыми туристами и отважные траулеры, уходящие на полгода в открытый океан. Он шепотом говорил им «до свиданья». И, хотите верьте, хотите нет, многие корабли откликались ему коротким гудком.

Конечно, Мальчик завидовал тем, кто уходил в море. Но не очень. Он знал, что время его придет. А пока здесь, на дамбе, он впитывал в себя морской ветер и слушал музыку корабельных будней: грохот якорных цепей, разносящиеся из мегафонов команды, строгие голоса диспетчеров, озорную перекличку рыбачьих экипажей и сирены катеров.

Всей душой он жил здесь, у слияния реки и моря, среди чаек и кораблей. И ничто не могло уже вырвать его из этой жизни...

Иногда Мальчик сидел на дамбе до самого вечера. Розовое солнце скатывалось за башни. Над мачтами, среди светлых тучек, разгоралась не спеша яркая капелька-звезда. В кувшинках начинали голосить лягушки. Чайки уже не суетились над водой, а летали плавно и широко: сразу было понятно, что теперь у них не работа, а гулянье.

Реже звучали металлические команды диспетчеров. На сейнерах начинали звенеть гитары.

Мальчик знал, что скоро идти домой, и оставшиеся минуты были для него особенно хороши...

Потом он шагал к дому по улице, плотно заросшей тополями. Здесь уже висели сумерки, хотя небо оставалось светлым. Встречные мальчишки-велосипедисты включали фонарики, и похоже было, что среди деревьев носятся большие жуки-светляки.

Дома ему попадало от матери. Она говорила слова, которые говорят в таких случаях все мамы:

— Где ты пропадал целый день? Ты меня сведешь в могилу!

— На реке, — отвечал Мальчик.

— С ума можно сойти! А если ты утонешь?

— Зачем? — удивлялся Мальчик.

— Что за глупый вопрос! Люди тонут ни за чем.

— Я не утону, — успокаивал Мальчик. — Я же хорошо плаваю. Да я и не купаюсь почти. Просто сижу и смотрю.

— Что там смотреть целый день? Лучше бы уж ты, как все мальчишки, играл в футбол, обдирал колени, лазил по деревьям и получал синяки... Я хотя бы знала тогда, что ты не один. А ты живешь без товарищей.

Тогда папа брал ее за плечи и негромко уговаривал:

— Ну перестань. Придет время — будут товарищи. Их же не получают по рецепту, как в аптеке. Пусть он живет как хочет.

— Но у него совершенно нет друзей! — сокрушалась мама. Однако она ошибалась.

УДИВИТЕЛЬНЫЙ ЧИП

Один раз вечером, когда Мальчик сидел на дамбе, что-то мокрое и живое шлепнулось ему на колено. Конечно, Мальчик вздрогнул. Он даже качнулся назад от испуга. Но бояться-то было нечего.

На колене у него сидел зеленый лягушонок. Сидел и улыбался большим веселым ртом.

— Ха-ха! — отчетливо сказал лягушонок. — Ты испугался? Ты пер-ре-пугался!

Не будем говорить, что Мальчик удивился. И не будем удивляться сами. Ведь история эта почти сказочная, хотя в общем-то совершенно правдивая. Разумеется, Мальчик вначале изумленно заморгал и даже шепотом сказал: «Вот так штука», но тут же его встревожила другая мысль: как бы этот незваный гость вправду не подумал, что он боится.

— Чего это я буду перепугиваться, — возразил Мальчик й пожал плечами. — Ты же не тигр, и не змея, и не... ихтиозавр какой-нибудь.

— Конечно! — весело согласился лягушонок. — Не тигр. — И добавил с чуть заметной грустинкой: — Я просто маленькая лягушка... Между прочим, меня зовут Чип.

Он оказался размером с наперсток (если не считать длинных задних лапок), с желтовато-серым брюшком и зеленой, как свежий тополиный листок, спинкой. Выпуклые глазки блестели, словно черные стеклянные дробинки. А широкий рот был озорным, как у первоклассника, который готов смеяться даже на уроке арифметики.

— Откуда ты взялся? — спросил Мальчик. — Шлепнулся прямо как с неба. Я даже не ожидал.

Чип вытянул к воде крошечную переднюю лапку.

— Вон оттуда. Там у меня ква-рр-тира.

Голосок у него был тонкий, и слова он произносил старательно, как малыш, который недавно научился говорить букву «р». И не было в его речи лягушачьего кваканья. Лишь в слове «квартира» Чип едва заметно приквакнул, но это ведь вполне простительно.

— Я тебе не мешаю? — вдруг забеспокоился Чип и шевельнулся на колене у Мальчика. — Я немножко мок-кр-рый.

— Сиди, сиди, — торопливо сказал Мальчик. — Я же не сахарный... А где ты научился так говорить?

— П-понемножку. Я вылезал на берег и смотрел, как играют мальчики. И слушал. Я часто на них смотр-рел, когда мне было гр-рустно...

— А почему тебе было грустно? — осторожно спросил Мальчик.

— Н-ну... Это бывает. Я тебе потом р-расскажу... Если мы по-др-ружимся, — сказал Чип. И добавил совсем тихо: — Если ты хочешь.

— Конечно, хочу! — сказал Мальчик.

И они правда подружились. Им было хорошо вдвоем.

Они вместе купались. Они скакали наперегонки по дамбе, и надо сказать, что Мальчик не всегда оказывался впереди. Он, когда прыгал, опасался свалиться в воду, а Чип ничего не боялся и летал, как зеленая пуля.

Но особенно любили они разговаривать. Начиналось это так: Чип усаживался на колене у Мальчика и вежливо говорил:

— Можно я задам вопр-рос?

Он задавал разные «вопр-росы». И, приоткрыв широкий рот, слушал рассказы про города, про человечью жизнь, про хоккей, про марки, про кино «Неуловимые мстители» и сложную науку арифметику. Один раз он спросил:

— Ты очень удивился, что я говор-рящий?

— Да нет, не очень, — сказал Мальчик. — Бывают ведь говорящие птицы. Скворцы, галки, попугаи. Почему же лягушонок не может? Я удивился знаешь когда? Когда увидел, что ты умный. Попугай, например, может целую речь сказать, а все равно дурак. А ты прямо как человек.

— Пр-равда? — обрадовался Чип.

— Конечно... Наверно, в воде звери умней, чем на суше, получаются. Я читал про дельфинов, которые даже с учеными разговаривают.

Чип осторожно спросил:

— А про говорящих лягушек ты не читал?

— Ну, про лягушек только так... Про царевну-лягушку, про всяких принцев, которые сперва лягушатами были... Про лягушку-путешественницу.

Чип вздохнул, надув брюшко:

— Это мы пр-роходили... Принцы и царевны. Они потом пр-ревращались в человеков. Это хорошо, но это сказки.

— Проходили? — удивился Мальчик. — У вас есть школа?

— А как же! Надо же учиться, как себя вести. Чтобы тебя не слопала щука или не унесла чайка. А еще есть класс хорового пения, только я туда не хожу... — Он помолчал и вдруг добавил: — А лягушка-путешественница — дур-ра.

Мальчик не спорил. Ему почему-то стало жаль Чипа.