Возможно, благодаря вниманию, которое уделяли ему родители, или словесным спаррингам и интеллектуальным играм, которые постоянно затевал отец, а может, просто в результате сравнения собственного интеллекта с окружающими, но с первых же школьных лет Джим Остерберг считал себя не таким, как все. Кое-кто из ребят и учителей разделял это мнение. Несмотря на хрупкое сложение, Джим-младший был полон энергии. Нахальная и при этом слегка застенчивая улыбка, подпрыгивающая походка, худенькое тело, круглая голова, огромные синие глаза с длинными ресницами – он чем-то напоминал куклу-переростка. Несомненное обаяние спасало от многих проблем; благодаря ему парнишку из интеллигентной семьи, с богатым словарем и врожденной самоуверенностью, в классе не дразнили выскочкой. Наоборот, он стал главарем и заводилой. Для большинства детей первые дни в школе – травматический опыт, но только не для Джима Остерберга.

Почти сто лет Карпентерская начальная школа занимала простую однокомнатную викторианскую постройку прямо напротив того места, где образовался трейлерный поселок Коучвилл-Гарденс. Джим и его соседи первыми вошли в новое здание, гораздо просторнее, из стекла и кирпича, которое выросло рядом с Центральным бульваром и открылось для учеников в 1952 году. Компания Джима: Шарон Ральф, Дуэйн Браун, Кей Деллар, Сандра Селл, Джоан Хоган, Сильвия Шиппи, Стив Бриггс и Джим Разерфорд; в 1956 году добавился переехавший из Сан-Диего Брэд Джонс. Веселый, остроумный, энергичный Джим был несомненным лидером. «Он отлично умел и сам попасться, и всех подставить, – рассказывает Браун. – Однажды в четвертом классе узнал новое слово, а именно “fuck”, и подбил меня сказать его учительнице, Мисс Коннорс. Уж не помню, как он мне его истолковал, но влетело всем».

В четвертом классе юный Остерберг частенько вызывал гнев учительницы Рэйчел Шрайбер и даже получал линейкой по пальцам, но в принципе преподавательский состав ему многое прощал – за явный интеллект, хорошо подвешенный язык и богатый словарь. К четвертому классу он уже хорошо знал, как обратить на себя внимание. Учителя считали синеглазого мальчишку «славным», при этом его стремление к первенству во всем (собственно, амбициозность, если такое слово уместно в столь юном возрасте) не вредило естественному обаянию. «Он хотел очаровывать, – говорит Браун, – он хотел контакта. Понимал, что надо делать, чтобы люди за ним потянулись».

«С самого начала это был занятный тип, – говорит Брэд Джонс. – Всегда забавный, всегда очень разный. При этом его можно было помучить. Мы его буквально ловили, заваливали и щекотали, пока не описается. Знаете, как в пятом-шестом классе детки развлекаются». На уроках Джима особенно увлекали рассказы из истории покорения Дикого Запада. Он воображал себя «Дэниэлом Буном и Джимом Боуи, высоким, как дуб. Я все могу, я там, в первых рядах».

В Карпентерской начальной школе дружить и очаровывать было легко: классы меньше чем по двадцать человек, и все близкие соседи. Карпентерская школа была центром общения западного Ипсиланти. Помимо уроков, ребята проводили время или в школе, или на Левереттовской ферме; да и родители любили приходить в школу пообщаться с соседями, на танцы или другие уютные деревенские праздники, где Луэлла Остерберг часто помогала устраивать угощения и распродажи – естественно, не ради заработка, ведь она единственная из всех мамаш состояла на службе, на полной ставке.

Уже ставший центром своей крошечной вселенной, с шести лет Джим Остерберг нашел новую, более обширную социальную сферу, когда его отец нанялся тренером в спортивный лагерь для детей среднего класса, учрежденный Ирвином «Визом» Висневски на озере Кордли близ Пинкни, штат Мичиган. Но ребята из лагеря вспоминают Джима-младшего с его Икабодом Крейном совсем иначе. «Тренеры забирали нас из дома, – вспоминает Майк Ройстон, который ездил в лагерь с 1954 года, – и вместе с отцом приезжал Джимми. Он был страшно стеснительный, я хорошо помню, как он сидел, съежившись, на переднем сиденье рядом с папой. Это был очень странный мальчик с огромными синими глазами. Поглядывал изучающе, но искоса, стеснялся, отводил глаза. Долго смотреть в глаза не мог. Отец его был чрезвычайно угрюм, необщителен. Смотрели кино «Хладнокровный Люк»? Помните, там парень, глаз нет, одни темные очки? Вот у Джима папа был такой. Особо не разговаривал, просто руководил, без лишних слов. Я никогда не видел, чтоб он улыбался».

Впоследствии Джим-младший часто жаловался новым, более привилегированным одноклассникам на своего папу – да так, что многие думали, что он преувеличивает. Но в счастливом карпентерском детстве он проходил как умный, харизматичный, общительный ребенок. Летними вечерами Виз Висневски часто заходил поиграть в гольф на соседнем поле и, бывало, больше болтал с сыном, чем с отцом: «Мистер Остерберг был человеком сдержанным, но в гольф поиграть любил, и у нас были отличные отношения и с отцом, и с сыном. Юный Джим еще только учился, активный мальчик, играл с левой, с ними было интересно. Хорошо помню эти вечера».

Обычно для американских школьников переход из начальной школы в среднюю (джуниор-хай) – целый обряд посвящения. Несказанное множество фильмов, книг, песен и стихов посвящено крушению иллюзий, психологическим травмам или, наоборот, триумфальным победам подростков, для которых этот переход определял всю дальнейшую взрослую жизнь. Джим Остерберг одолел его с завидной легкостью – он и в средней школе заработал репутацию многообещающего парня. Правда, впоследствии он вспоминал себя как аутсайдера, отчасти потому, что вырос в трейлерном поселке. Унижения, испытанные в юности, на многие годы остались с ним, самоощущение изгоя толкало на новые подвиги. Прежним его карпентерским друзьям, наблюдавшим, как легко Джим вписался в компанию «снобов», это ощущение казалось в лучшем случае необоснованным, а в худшем и вовсе нелепым.

Дуэйн Браун до сих пор вспоминает присущий ему дух соревнования: «Он всегда стремился всех во всем перегнать. И у него получалось». В начальной школе никто из друзей его в этом не упрекал. А потом, говорит Браун, «когда мы все перешли в среднюю и хай-скул, я уже стал думать: он считает себя лучше всех, а почему? Он как-то стал задаваться, когда подрос. Не хотел смешивать ту компанию [в Таппан джуниор-хай] с нами, трейлерскими, типа мы его компрометируем. Вообще в хай-скул он уже ни с кем из нас, из начальной школы, практически не общался».

Шарон Ральф тоже отзывается об этом неодобрительно: «Не знаю, почему он стеснялся, что он из трейлерного поселка. В хай-скул учились снобы, и он хотел попасть в их круг. Вот он с ними и водился, со снобами».

Школа Таппан находится на Стедиум-бульваре, рядом с Мичиганским стадионом, в зеленом тенистом районе Анн-Арбор-Хиллс. Это изящное просторное здание, при виде которого ребенок, особенно приехавший на автобусе по Уоштеноу-авеню из загородного трейлерного поселка, должен слегка оробеть. Соседство Мичиганского университета обеспечивало этой школе и следующей ступени, соседней Анн-Арборской хай-скул, высокий рейтинг в американской образовательной системе. Многие родители преподавали или работали в администрации университета, многие учительницы, прекрасно образованные, работали в хай-скул, пока муж пишет диссертацию. Дело было не в деньгах, а в уровне обучения, вспоминает ровесница Джима Мим Страйфф.