Мать Инары погибла в автомобильной катастрофе, когда Инаре было всего три года. Смерть жены была первой и единственной неудачей профессора Филиппова, ее он спасти не смог и, как бы замаливая тот грех, с тех пор работал как заведенный, оперировал по шесть-восемь часов в день, постоянно пропадал в командировках; в газетах, не только в местных, но и центральных, периодически появлялись статьи о том, как он спас от неминуемой смерти то какого-то выдающегося деятеля кубинской революции, то видного партийца из Вьетнама, Чехословакии или ГДР, или о том, что его доклад на международной конференции поднял на новую ступень авторитет советской науки.

Инару в школу подвозила служебная машина, у Инары было шелковое белье из Парижа, сапожки из Австрии и длиннющая беличья шуба – невиданная по тем временам роскошь, которую не могли себе позволить ни девчонки в классе, ни их мамы, ни учителя. Дома у Инары ели с саксонского фарфора, серебряными вилками и имели отдельные приборы для мяса и рыбы. А редких и хороших книг у ее отца было больше, чем «макулатуры» в школьной библиотеке. И еще она здорово рисовала портреты задумчивых мужчин и женщин и таких же задумчивых детей, как бы проникших в суть вещей и как бы познавших вселенскую скорбь. Все это определяло Инару как существо из другой галактики, к которому естественно испытывать ксенофобию.

Зато мальчишки Инару обожали и боготворили. К концу школы рейтинг-лист ее поклонников возглавляла тройка закадычных друзей: Серега Бармин, Мурад Оласаев и Вовка Замятин. Каждый из них втайне надеялся, что она предпочтет именно его, а Инара надеялась, что в ее жизни появится наконец кто-то взрослый и настоящий.

– …Комсомольские стройки и суровые таежные просторы, новые открытия, целина и вечная мерзлота, океанские дали и космические высоты ждут вас, ребята, ваши возмужавшие плечи…

Активист и боксер-перворазрядник Сергей – большой, нескладный, с перебитым носом и стальной коронкой на верхнем левом резце – и смуглый красавец Мурад, с орлиным профилем и широкими смоляными вразлет бровями, похожий скорее на грузина, чем на казаха, сидели по обе стороны от Инары и ловили каждое слово. Им действительно представлялось, что вот уже завтра они пойдут покорять все вышеперечисленное. А комсорг школы и круглый отличник Володя с внешностью романтических героев Грина, а может Островского (Николая Алексеевича, конечно), даже согласно кивал в такт директрисиным призывам и лозунгам.

Слово взял представитель районо:

– Золотая медаль за выдающиеся успехи в учебе вручается Замятину Владимиру…

Розовея от удовольствия, Володя взлетел на сцену и галантно склонил голову, принимая заветную коробочку. Ответного слова от него никто не требовал, но он все же пообещал чего-то там не уронить, чего-то пронести через бури и невзгоды, чего-то не забыть и чего-то передать дальше.

В отличие, скажем, от олимпийских, школьные медали на шее носить не принято, но Володя был на этот счет другого мнения и быстренько прикрепил к награде заботливо припасенную красную ленточку – чтобы все видели, а коробочку бережно спрятал в карман.

– Дай поносить, – толкал в бок Володю Мурад.

– Лениться надо было меньше, такую же заработал бы, – все еще млея от удовольствия, философствовал Володя, однако медаль дал. Не поносить, конечно, но подержаться.

– Неужели вся золотая? – удивлялся Сергей, отобрав цацку у Мурада и взвешивая на ладони.

– Черта с два! В лучшем случае позолоченная, – тянул Мурад награду обратно. – Надо на зуб попробовать.

– Лучше в серную кислоту опустить.

– Нет, в царскую водку…

– Умники! – возмутился Володя. – Дайте Инаре посмотреть.

– Красиво, – улыбнулась Инара. – Поздравляю.

– Надо обмыть, – заявил Сергей.

– И сегодня же, – поддержал Мурад.

Пока они забавлялись с медалью, суровый мужик с шефствующего над школой Уралмаша быстренько вручил путевки в жизнь (в заводское ПТУ) наиболее толстолобым выпускникам, и начался торжественный концерт. Снисходительно послушали, вяло поаплодировали, предвкушая самое интересное – бал.

Но и бал оказался каким-то скучным. Под пару школьных вальсов в исполнении магнитофона Инара успела потанцевать со всеми одноклассниками и даже с учителем физкультуры. Троица «официальных» поклонников ревниво наблюдала из-за стола, попивая теплое ситро и ковыряя приготовленные родителями салаты и закуски.

– Давайте сбежим? – предложила Инара, которой торжество надоело окончательно.

– Гениально! – восхитился Мурад. – Исчезаем по одному.

– Встречаемся через полчаса на остановке – и в лес, – окончательно оформил идею Володя.

– А с тебя, медалист, причитается, – напомнил Сергей.

Мурад пришел не через полчаса, а через час, но даже не собирался извиняться. Судя по отсутствию праздничного костюма, который сменился обычным, повседневным, и наличию туго набитого рюкзака, он успел заскочить домой.

– Икра, хрусталь, шампанское, – с гордостью похлопал он по своей поклаже, – а также набор для праздничного фейерверка.

Почти час тряслись в автобусе, потом еще полчаса топали пешком. В результате искать идеальную поляну уже не было никаких сил. Остановились на первой попавшейся, давно обжитой любителями пикников, о чем свидетельствовали старые кострища, но на удивление чистой. За кустами шиповника в поздних сумерках блестела речка и безудержно орали лягушки.

Вдруг забыв про усталость, друзья весело бросились таскать дрова, разожгли костер. Все зверски проголодались, жалели о несъеденных салатах и с нетерпением поглядывали на рюкзак Мурада. А он демонстративно медленно развязывал тесемки. Потом, как фокусник, одними пальцами извлек тонкое одеяло и, встряхнув, расстелил его у ног Инары. За одеялом последовала скатерть из куска клеенки, старые газеты и топорик, в которых уже не было нужды – костер давно горел, фонарик, транзисторный приемник, нож, штопор, салфетки, соль, спички и еще целая куча никому не нужных туристских причиндалов.

– Ну! А хрусталь-икра-шампанское?!

– Маэстро, туш! – скомандовал Мурад и сам же, перекрикивая лягушек, этот туш изобразил: – Тру-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту…

На скатерти появились граненые стаканы, бутерброды с колбасой, варенная в мундирах картошка и две бутылки ркацители.

– А для настоящих мужчин… блэнд кубинос сигарос, у отца стащил. – Он торжественно выложил в центр импровизированного стола одинокую толстенную сигару в алюминиевом футляре.

– Для настоящих мужчин… водка «Столичная». – Володя достал из кармана бутылку и, ловко сковырнув крышку, разлил по трем стаканам, а Инаре налил вина.

– Медаль топи, – распорядился Мурад.

Володя осторожно опустил в жидкость свое сокровище и поднял стакан:

– За будущее!

Бутерброды закончились быстро, а за ними и подпеченная в костре картошка, дососали даже горькую и вонючую с непривычки кубинскую сигару, и Сергей с Володей недвусмысленно поглядывали на рюкзак, в котором явно еще что-то осталось, причем довольно большое.