Единственное, что её по-настоящему интересовало, так это возможность на законном основании оставить дочь и бежать на работу, где Настя удерживалась до сих пор только чудом и собственной работоспособностью. Став менеджером по продажам, она очень быстро научилась заговаривать покупателям зубы до полного их отупения, что в свою очередь приводило к нужному ей выводу. Клиент покупал совершенно ему ненужную вещь, а сама Настя, в очередной раз заработав бонусы и крошечный процент, с облегчением переводила дух.

Она снова оказалась в пятёрке лучших. Только это да ещё явный интерес к ней со стороны заместителя генерального директора спасали её от увольнения. Держать на работе женщину с маленьким ребёнком желающих было мало. Точнее, их вообще не было. Бизнесменам требовались на работу молодые, амбициозные, не обременённые детьми и семейными проблемами люди, которых можно было нещадно эксплуатировать, размахивая перед носом возможностью карьерного роста, как морковкой перед носом осла. Все остальные считались ненужным балластом и отстоем, от которого нужно было попросту избавляться.

И вот теперь, когда Нюська умудрилась так не вовремя заболеть, Настя в очередной раз оказалась под угрозой увольнения. Оказавшись в чужом городе матерью-одиночкой, или как презрительно шипели за спиной соседки, одноночкой, Настя не могла даже попросить кого-то из них посидеть с ребёнком. Оставалось только звонить на работу и, подпустив в голос слезу, просить отгулы, обещая отработать все пропущенные дни. Больничные в её конторе не воспринимались, и любая попытка заболеть заканчивалась просто и без изысков — увольнением.

Так что злая и невыспавшаяся Настя рычала на дочку, отлично понимая, что злится скорее на саму себя, собственный неуживчивый характер и вздорный гонор, толкнувший её на решительный разрыв с отцом девочки. В глубине души Настя понимала, что была несправедлива к нему, требуя уделять больше внимания себе, чем весьма доходной его работе. Бесконечные командировки друга приводили её в бешенство, заставляя ревновать к несуществующим любовницам. Долго так продолжаться не могло, и в итоге он ушёл, даже не подозревая о её беременности.

Ребёнка Настя решила оставить, что называется, назло всем сразу. А когда на свет появилась Нюська, поняла, что гордыня и упрямство до добра не доводят. Кинулась искать отца ребёнка, но, как оказалось, тот уволился из своей конторы и вообще уехал из города. Куда, не знал никто. Сообразив, что решать возникшие проблемы за неё никто не будет, Настя принялась выкручиваться сама.

Когда на улице хлынул проливной дождь, Настя только мысленно перекрестилась, что не нужно идти на работу и вообще выходить на улицу. В такую погоду в магазине делать было нечего. Если кто и забегал в сухое, тёплое помещение, так только затем, чтобы вытряхнуть из ботинок воду и слегка перевести дух. А когда весь дом ощутимо тряхнуло, она впервые по-настоящему испугалась. Зная о землетрясениях только по телевизионным передачам, молодая женщина первым делом решила, что на военном полигоне снова проводят какие-то испытания или учения. Другого объяснения у Насти этому безобразию просто не нашлось.

Затем отключился свет, перестало работать радио, и весь город словно погрузился во мрак. Дальше начался ад. Дом трясло, с полок сыпались книги и обычные бытовые мелочи, рухнула люстра, выпали двери, а оконное стекло вывалилось на улицу вместе с рамой. Не понимая, что происходит, Настя быстро одела дочку и, выскочив на улицу, растерянно замерла. Города больше не существовало. Перед ней лежали руины, медленно размываемые потоками дождевой воды.

Кое-где копошились люди, пытавшиеся отыскать близких или спасти хоть что-то из имущества. До женщины с ребёнком на руках никому не было дела. Понимая, что нужно как-то спасаться, Настя вернулась в разгромленную квартиру и, усадив Нюську в кресло, кинулась собирать всё, что могло понадобиться им в дальней дороге. В городе оставаться было небезопасно. Его больше не существовало. Это Настя поняла сразу, как только увидела мечущихся в панике обывателей и полное отсутствие людей в форме. Не важно в какой.

Уложив документы, невеликие сбережения, детские вещи и все имевшиеся на кухне продукты, которые можно было хранить, Настя подхватила сумку, дочку и, быстро оглядевшись, выскочила на улицу. Но едва они успели отойти от родного дома на полквартала, как перекошенное здание с душераздирающим скрипом и грохотом рухнуло, погребя под обломками сразу несколько человек, пытавшихся найти в соседних руинах живых.

Испуганно вздрогнув, Настя с открытым ртом смотрела на развалины собственного дома, медленно впадая в ступор. Только теперь до неё дошло, чего им с дочкой удалось избежать. Прижав ребёнка к груди, женщина закинула на плечо сумку и, развернувшись, быстро пошла к окраине города, надеясь попроситься на любую попутку. Не важно куда, лишь бы подальше от этих развалин. Туда, где ещё живут нормальные люди и стоят обычные дома.

Что-то лилось по лицу Насти, но она и сама не могла сказать, что это — слёзы или капли дождя. Страх, безысходность, неопределённость сковали её сердце ледяным обручем, заставив сильнее прижимать к себе ребёнка и всё больше ускорять шаг. Выбравшись на трассу, Настя растерянно огляделась, не понимая, что происходит. Серая лента дороги словно вымерла. Нигде, насколько хватало глаз, не было видно ни одной машины. Даже привычные большегрузы не рычали мощными моторами, выбрасывая в воздух клубы сизого дыма. Только группы съёжившихся под дождём людей брели по дороге.

Понимая, что ждать можно до бесконечности, Настя поправила сумку на плече и, тяжело вздохнув, зашагала в сторону от города, при этом стараясь держаться подальше от остальных беженцев. Она и сама не знала, куда именно идёт. Главное, подальше отсюда. Оставаться здесь, среди руин, она просто не могла. На память сразу же пришло всё услышанное и прочтённое о бандах грабителей и мародёров, появляющихся в местах, где случались подобные катастрофы.

Шагая по обочине федеральной трассы, Настя то и дело оборачивалась, надеясь увидеть свет фар догоняющей их машины, но машин так и не было. Это было странно и страшно, но это было. Вскоре, устав нести на себе и ребёнка и сумку, Настя остановилась и, поставив Нюську на асфальт, решительно сказала:

— Значит так, подруга. Дома у нас больше нет. Города, в котором мы жили, тоже нет, и выход у нас с тобой только один. Шагать по этой дороге до тех пор, пока не доберёмся до нормального жилья. Тащить на себе и тебя и вещи я просто не могу, так что придётся тебе прогуляться пешочком. Поняла?

— Ага. Только идти мы так долго будем, — кивнула Нюська, хитро прищурившись.

— Почему это? — не поняла Настя.

— А у меня ноги ещё маленькие. Это ты у нас длинноногая, а я маленькая, так что не кричи и не ругайся. Мне с такими короткими ногами за тобой не успеть, — рассудительно ответила маленькая хитрюга, весьма прозрачно намекая, что нести её Насте всё равно придётся.

— Ничего, нам спешить некуда, — растерянно усмехнулась Настя, беря её за руку.

Шмыгнув носом, Нюська сжала её ладонь тоненькими пальчиками и, вздохнув, не спеша зашлёпала по лужам. Понимая, что срываться на ребёнке по меньшей мере глупо и дочка ни в чём не виновата, Настя удручённо покачала головой и, подстроившись под шаг дочери, медленно пошла дальше. Таким аллюром они двигались часа два. Не выдержав молчания, Нюська в очередной раз трагически вздохнула и, покосившись на мать, спросила: