– Бессердечная! Вы говорите так, словно я не страдаю от правил приличия, которые делают вынужденным ваш отъезд.

– Но ведь именно вы, решив жениться, поставили меня перед необходимостью соблюсти приличия.

– Дорогая, человек не волен поступать, как ему вздумается, в таком ответственном деле, как брак. Кстати, Рауль убеждает меня, что его малышка свояченица просто прелесть. К тому же она является совладелицей Нейрака и у нее нет надоедливой родни мужского пола. Она вполне подходит на роль моей жены, так что я собираюсь оправдать надежды брата.

– Вот прекрасный образчик вашего недостойного поведения – вы намерены жениться на ее наследстве! Я бы ни за что не поменялась с бедняжкой местами. Быть вашей женой – не самое приятное занятие. Мне куда больше нравится наша близкая дружба.

Флориан улыбнулся и неожиданно изменил свое отношение к Сесилии.

– Bels dous amicx fassam un joc novel, – нежно прошептал он.

– Я прошу объяснения ваших слов, – произнесла Сесилия с тем слегка приглушенным смехом, который сводил Флориана с ума.

– Я был готов исполнить для вас древнюю балладу. Собственно говоря, это особенная утренняя песня наподобие тех, что пели своим возлюбленным жители Пуактесма во времена трубадуров.

– Так вы решили прославить древний обычай, любовь моя? Возможно, это и по душе вам, герцогу де Пайзен, столь рьяно следующему логике и примерам, достойным подражания. Однако я совершенно не логична. Как вы видите, я – женщина. Больше того, я современна во всем, и терпеть не могу всяких древностей, и нахожу их абсолютно неуместными в спальне.

– А это значит, мадемуазель…

– А это значит, я умоляю вас – делайте что угодно, но только не пойте никаких старинных песен. Они имеют обыкновение содержать массу вульгарных подробностей.

Флориан давно привык к щепетильности, проявляемой Сесилией во всем, что касалось отношений между мужчиной и женщиной. Некоторое время они лежали молча, затем поцеловались в знак примирения. Закончив свой туалет, мадемуазель Сесилия отправилась на юг – нанести визит кардиналу Борджиа, недавно обратившемуся к ней с туманной просьбой о пожертвовании на дела церкви. Девушка отличалась религиозностью и находила удовольствие в подчинении духовным пастырям, что не мешало ей проявлять требовательность к комфорту в повседневной жизни.

Проводив Сесилию, Флориан послал за Жан Паоло, юношей, гостившим у него вот уже семь месяцев.

– Я женюсь. Мы должны расстаться, Жан Паоло, – безапелляционно заявил он.

– В самом деле? Но ты будешь сожалеть о моем отъезде!

– Людям не приходилось бы испытывать сожаление, если бы не необходимость следовать своему долгу. Как тебе известно, я намерен жениться. Жених же обязан создать хотя бы видимость увлеченности своей невестой. Вряд ли я смогу уделять достаточно времени своим друзьям на протяжении медового месяца. Будем же логичны, дорогой Жан Паоло! Поверь, я не вижу в тебе ни одного недостатка, более того, ты достоин стать другом самого короля. Очень жаль, но прибытие новой герцогини предполагает заботу о том, чтобы никто не мешал нам в первый месяц после свадьбы – я вынужден расстаться с тобой.

– Меня не удивляет твое решение, Флориан. Говорят, ты расстался со многими преданными людьми. Все они покинули тебя…

– Неужели? – странным голосом произнес Флориан.

– Да. И очень внезапно покинули…

– Неужели? – переспросил герцог.

– И их отъезд вовсе не был удивителен для тебя, дорогой друг.

– Знаешь, в минуты душевной боли я пытаюсь контролировать свои эмоции и не подавать вида, что страдаю. Поверь мне, Жан Паоло, расставание с ними являлось для меня куда более неожиданным, чем для кого-либо другого. Ты наслушался глупых сплетен, придуманных завистливыми соседями и не имеющих никакого отношения к нам с тобой. Я обо всем позаботился – ты ни в чем не будешь нуждаться, друг мой. – От последних слов герцога повеяло холодом.

– Однако я вижу здесь вино. Это мой прощальный кубок, Флориан? – нежно улыбаясь, произнес юноша, уверенный в своей власти над герцогом.

Флориан смотрел куда-то поверх него.

– Да, – ответил он с легкой грустью в голосе. Они подняли бокалы в честь будущей герцогини де Пайзен. Жан Паоло умер мгновенно.

– Так будет лучше. Время не пощадило бы твоей красоты. Оно лишило бы тебя радости жизни, пошатнуло твою глубокую веру в то, что я – твой раб. Жесткая борода покрыла бы твою бархатную кожу, ничто не напоминало бы о прежней беспечности. В конце концов, остается лишь раскаяние от бесцельно прожитых лет. Время разрушает все на своем пути. Но ты избежал его, дорогой Жан Паоло.

Флориан грустно улыбался, испытывая тоску от мыслей об исчезающей красоте. Он вспомнил об участи Тифани, прекрасной женщины, когда-то так мило заботившейся о нем в Неаполе. Размышляя над ее советами, он не мог не думать о жестокости, с которой толпа отнеслась к его наставнице. Он знал свое пристрастие к сентиментальности, но ничего не мог с собой поделать. Флориан вновь переживал боль за Тифани, величавую женщину немного не от мира сего. Четыре года назад ее изгнали из монастыря и задушили за милосердие к молодым людям, испытывавшим неудобство от задержавшихся на этом свете родственников. Да, жизнь бессмысленна. Она не щадит никого – ни мудрецов, вроде Тифани, ни прелестных созданий, вроде Жан Паоло. Подобные мысли вызывали депрессию, а бессмысленность жизни казалась нелогичной.

Флориан прикоснулся к мертвой руке, еще несколько мгновений назад хранившей тепло жизни, и нежно произнес:

– Я предпочел убить тебя, дорогой Жан Паоло, нежели увидеть, как ты покинешь меня и станешь чьим-то другом. Ты слишком много знал обо мне и мог обронить неосторожное слово в дружеской беседе. Впрочем, убив тебя, я не согрешил против обычаев, я лишь следовал примеру многих прецедентов, бывших до нас. Так же поступил великий Александр со своим Клитом, и Адриан с Антиноем. Кто как не сам Аполлон вручил смертоносную чашу Гиацинту, своему возлюбленному другу? Быть может, нам не и не стоит слепо повторять деяния древних царей и языческих богов. Следуя логике, все же надо помнить, что все они были язычниками, не подозревающими о достоинствах истинной веры, и неминуемо грешили. Тем не менее, их примеры являют собой замечательные прецеденты, утешающие совесть человека принципиального.

Флориан любовно поцеловал холодные губы друга, затем приказал лакеям позвать отца Жозефа и похоронить Жан Паоло с соблюдением всех церемоний в часовне, рядом с бывшими герцогинями де Пайзен.

– Слушаюсь. Смею заметить, месье, в склепе, где погребены ваши супруги, больше не останется места для новых могил, – ответил лакей.

– Верно. Ты отличный слуга, Пьер, и всегда мыслишь логически. Проследи, чтобы Жан Паоло похоронили в южном приделе.

Флориан пил вино с вафлями в потайной комнате, куда никто кроме него не имел права входить. Проследив, все ли там осталось в порядке, он вышел и закрыл дверь на ключ.