Я ни капельки не колебался.

– Хорошо, я еду.

Я пробрался в ее квартиру с тысячами предосторожностей, чтобы меня никто не увидел. Входная дверь была открыта, так что я прямиком из лифта юркнул в парадную.

Элен разбирала в салоне долгоиграющие пластинки. Она была одета в белый прозрачный пеньюар, распущенные волосы свободно падали ей на плечи. Она была красива и знала об этом. Повернувшись в мою сторону, улыбнулась.

– Итак, вы нашли дорогу? – она положила пластинку.

– Это было нетрудно сделать, – ответил я, закрывая дверь. – Ведь понимаете, что мы не должны этого делать. У нас могут быть крупные неприятности.

Она пожала плечами.

– Никто не заставляет вас оставаться.

Я приблизился к ней.

– Я и не собираюсь этого делать. Почему вы позвали меня?

– Ради Бога, Доусон! Расслабьтесь хотя бы на минутку!

Теперь, когда я находился с ней наедине, разум начинал снова брать верх. Все было совсем не так, как в моих мечтах о свидании. Нет, понимая, что из-за нее я могу потерять место, я уже сожалел, что, поддавшись порыву, приехал сюда.

– Я не могу не волноваться. Подумайте, как я могу забыть о работе? Если только ваш отец узнает, что я немного больше, чем позволено, вертелся около вас – я пропал… Это правда, уверяю вас. Он может устроить так, что я больше не смогу работать ни в одной газете.

– Почему же вы вертитесь около меня? – удивленно спросила она, широко раскрыв глаза.

– Вы отлично понимаете, что я имею в виду.

– Он этого не узнает. Откуда ему знать.

– Не велика хитрость. Если меня увидят входящим или выходящим отсюда, все раскроется.

– Тогда надо постараться, чтобы вас никто не увидел. Не так уж трудно.

– Я очень дорожу своей работой. В ней вся моя жизнь.

– Да, романтиком вас не назовешь, – со смехом проговорила она. – Мои итальянские друзья не думают о своем положении, им нужна только я.

– Но речь-то не о них, а обо мне.

– Эд, прошу вас, сядьте и успокойтесь. Все равно вы уже у меня, так что нечего себя накручивать.

Я сел, твердя себе, что приходить сюда было чистейшим безумием.

Она направилась к маленькому бару.

– Скотч или американское виски?

– Скотч, если можно.

Я наблюдал за ней и мучительно размышлял – чего ради она заставила меня приехать к себе ночью. Обольщать меня она вроде не собиралась.

– Да, Эд, чтобы не забыть, не посмотрите ли кинокамеру. Я ее вчера купила. Мне кажется, кнопка немного заедает. Вы что-нибудь в этом понимаете?

Она указала мне на роскошный кожаный футляр, висевший на спинке стула. Я подошел и раскрыл его. Внутри была великолепная камера «Полароид-Болекс» с телеобъективом, рассчитанная на шестнадцатимиллиметровую пленку.

– Вот это да! Класс! Но что вы с ней будете делать? Это ведь стоит кучу денег.

Она рассмеялась.

– Да, дороговато, но я всегда хотела кинокамеру. Должно же у девушки быть хоть какое-то хобби? – Она бросила в стаканы кубики льда. – Хочу иметь возможность в старости посмотреть фильм о том, как я была в Риме.

Я покрутил камеру в руках. Внезапно я сообразил, что девица живет явно не по средствам. Отец говорил мне, что высылает ей шестьдесят долларов в неделю. И ни цента больше, чтобы не баловать ребенка. Я знаю, сколько стоит в Риме приличная квартира. Эта должна ей обходиться не менее сорока долларов в неделю. Бар был битком набит всевозможными напитками. Ну и, наконец, эта камера…

– Кто-нибудь завещал вам состояние?

В ее лице что-то дрогнуло, на миг она смутилась, но только на миг.

– Хорошо бы. А почему вы спрашиваете?

– Это, конечно, не мое дело, но все это должно обходиться вам в порядочную сумму, – я сделал широкий жест рукой.

Она пожала плечами.

– Наверно. Отец высылает мне большие деньги. Он любит, чтобы я жила, ни о чем не заботясь.

Говоря это, она глядела в сторону, так что, даже если бы я не знал точно, сколько высылает ей отец, я бы все равно догадался, что она лжет. Я был озадачен, но дело-то действительно было не мое, и я переменил тему.

– Так что там с камерой?

– Она не включается.

Элен ткнула пальцем в камеру и при этом коснулась моей руки.

– Так ведь она же на предохранителе, – сказал я. – Видите эту штуку? Переключите ее, и все будет нормально. Это предусмотрено, чтобы камера случайно не включилась.

– Господи! А я-то собралась отнести ее обратно! А надо было просто прочесть инструкцию. Но я никогда не была сильна в механизмах. А что вы скажете о пленках, которые я купила?

Она указала на десять коробок с 16-миллиметровой пленкой, уложенные пирамидкой на столе.

– Боже! Неужели вы все их собираетесь заснять в Риме? Да этой пленки вам хватит на всю Италию!

Она бросила на меня странный взгляд, в котором мне почудилось что-то фальшивое.

– Большую часть я заберу с собой в Сорренто.

– В Сорренто? – удивился я. – Так вы собираетесь в Сорренто?

Она улыбнулась.

– Не вы одни думаете об отдыхе… Вы бывали в Сорренто?

– Нет. Я ни разу не забирался так далеко на юг.

– Я только что сняла виллу в окрестностях Сорренто. Красивейшее место и достаточно уединенное. Пару дней назад я слетала в Неаполь и все оформила. Даже сумела найти в соседнем городке женщину, которая будет заниматься хозяйством.

Я внезапно сообразил, что все это она мне рассказывает не без умысла, и пристально посмотрел на нее.

– Интересно… И когда же вы едете?

– Тогда же, когда вы отправляетесь в Исхию, и так же, как и вы, еду одна.

Она положила камеру на стол и села рядом со мной на диван. Открытый призыв в ее глазах заставил сильнее забиться мое сердце. Она наклонилась, ее чувственные яркие губы приоткрылись, и, прежде чем я понял, что же это я делаю, я уже сжимал ее в объятиях и страстно целовал. Поцелуй длился минуту-две, он мог продолжаться и вечность, так я был возбужден. Но я почувствовал, что она отталкивает меня. Я разжал руки, отпустил Элен и выпрямился, дыша, как старик, только что взбежавший на верхний этаж, и принялся стирать с губ ее помаду.

– Это какое-то безумие!

– В Риме – да, но не в Сорренто, – улыбнулась она.

– Послушайте, Элен…

Но она подняла руку, приказывая мне замолчать.

– Я понимаю ваши чувства. Я не ребенок. И меня влечет к вам в такой же степени, как и вас ко мне. Решено: вы поедете со мной в Сорренто… Все готово. Я понимаю, что вы опасаетесь моего отца, рискуете лишиться места. Но я клянусь, что вам ничего не угрожает. Я сняла виллу на имя мистера и миссис Дуглас Шеррард. Так что вы будете мистером Шеррардом, американским промышленником. Нас там никто не знает. Разве вам не хочется провести месяц со мной? Только вы да я!