Меган

За год до этого

Среда, 16 мая 2012 года

Утро

Я слышу приближающийся поезд, я знаю ритм его движения наизусть. Он набирает скорость после станции Норткоут, а затем, погрохотав на изгибе, начинает замедлять ход, грохот переходит в урчание, а иногда и раздается визг тормозов, если он останавливается на семафоре в паре сотен ярдов от дома. На столе стоит остывший кофе, но мне слишком уютно и лениво, чтобы вставать и делать себе другую чашку.

Иногда я даже не провожаю поезд взглядом, а просто слушаю. Сидя здесь утром с закрытыми глазами и чувствуя, как горячий апельсин солнца греет веки, я могу представить себя где угодно. На пляже на юге Испании, в Чинке-Терре в Италии с живописными разноцветными домами и поездами, развозящими туристов. Или вообразить, что я вновь в Холкхэме, где в ушах постоянно стоит крик чаек, на языке ощущается привкус соли, а в полумиле по ржавым рельсам проходит невидимый поезд.

Сегодня поезд не останавливается, а медленно катит мимо. Я слышу, как стучат колеса, и почти чувствую, как раскачиваются вагоны. Я не могу видеть лиц пассажиров и знаю, что они просто пассажиры, которые едут в Юстон, чтобы занять свои места в офисах, но могу мечтать и представляю экзотические путешествия, с приключениями в конце поездки и после нее. Я мысленно совершаю путешествие обратно в Холкхэм; странно, что я до сих пор вспоминаю его с такой любовью и тоской, тем более в это чудесное утро, но что есть, то есть. Ветер, шуршащий в траве, огромное сланцевое небо над дюнами, старый дом, кишащий мышами и наполненный свечами, пылью и музыкой. Для меня сейчас это все как сон.

Я чувствую, как сильно забилось сердце.

Слышу его шаги на лестнице, он зовет меня по имени.

– Хочешь еще кофе, Меган?

Чары развеиваются – я снова в настоящем.

Вечер

От бриза мне зябко, а от водки с мартини тепло. Я сижу на террасе и жду, когда Скотт вернется домой. Я собираюсь уговорить его угостить меня ужином в итальянском ресторане на Кингли-роуд. Мы никуда не выходили уже бог весть сколько.

Сегодня я мало что сделала. Собиралась оформить заявку на курс по тканям в Колледже искусств и дизайна Сент-Мартинс, даже занялась этим и была на кухне внизу, когда вдруг услышала пронзительный женский крик – будто кого-то убивают. Я выскочила в сад, но ничего не увидела.

Этот крик до сих пор стоит у меня в ушах: он был такой жуткий, полный отчаяния, что от него кровь стыла в жилах.

– Что ты делаешь? Что ты с ней делаешь? Отдай ее! Отдай немедленно!

Казалось, этому не будет конца, хотя, наверное, все длилось не больше нескольких секунд.

Я бросилась в дом, взлетела на второй этаж и очутилась на террасе. Отсюда мне было видно двух женщин у забора через несколько домов от нашего. Одна из них плакала – а может, и обе, – и еще там надрывался младенец.

Я хотела позвонить в полицию, но вскоре все успокоилось. Женщина, которая кричала, убежала в дом, прижимая к себе ребенка. Вторая осталась на месте, потом тоже побежала, но споткнулась и упала, после чего поднялась и начала описывать круги вокруг сада. Странное зрелище. Одному богу известно, что там случилось. Но за долгие недели ничего более волнующего в моей жизни не происходило.

Мои дни наполнены пустотой, теперь у меня нет галереи, в которой я раньше проводила столько времени. Мне очень ее не хватает. Мне очень не хватает общения с художниками. Я даже скучаю по пустоголовым молодым мамочкам, которые нередко заглядывали в галерею, чтобы поглазеть на картины со стаканчиком кофе в руках, а потом рассказать друзьям, что их маленький Джесси в детском саду рисовал лучше.

Иногда мне хочется попробовать разыскать кого-то из той прежней жизни, но меня останавливает мысль, что говорить с ними будет не о чем. Никто даже не узнает меня в той Меган, что живет сейчас в счастливом браке в хорошем районе. В любом случае я не могу рисковать, оглядываясь на прошлое, ничего хорошего из этого не выйдет. Я дождусь конца лета, а потом займусь поисками работы. Я обязательно что-то найду – здесь или в другом месте, но найду обязательно.

Вторник, 14 августа 2012 года

Утро

Я стою перед своим гардеробом, разглядывая в сотый раз висящую на плечиках красивую одежду, идеально подходящую для менеджера небольшой, но весьма стильной художественной галереи. Никакой наряд не вяжется со словом «няня». Господи, само это слово вызывает желание засунуть в рот кляп. Я надеваю джинсы и футболку, зачесываю волосы назад. Я даже не накладываю макияж. Какой смысл прихорашиваться, если предстоит весь день провести с ребенком?

Я раздраженно спускаюсь по лестнице, чувствуя, что нервы на пределе. Скотт варит кофе на кухне. Он поворачивается ко мне с улыбкой, и мое настроение моментально поднимается. Недовольная гримаса сменяется улыбкой. Он протягивает кофе и целует меня.

В чем его вина, если это была моя идея? Я сама вызвалась посидеть с ребенком для семьи, живущей через несколько домов. Тогда мне казалось, что это меня развлечет. Полная чушь, я, должно быть, просто была не в себе. Меня все раздражало, мне было скучно и захотелось отвлечься. Я решила попробовать. Кажется, эта мысль пришла мне в голову, когда я услышала крик в саду и захотела узнать, что там происходит. Конечно, расспрашивать я не собиралась, да и как это было сделать?

Скотт меня поддержал – он был на седьмом небе, когда я предложила это. Он надеялся, что возня с младенцем разбудит во мне материнский инстинкт. На самом деле все оказалось с точностью до наоборот: после них я со всех ног неслась домой, чтобы поскорее раздеться, встать под душ и смыть с себя запах ребенка.

Я скучаю по своей работе в галерее, когда я прихорашивалась, делала прическу и разговаривала с умными людьми об искусстве, или фильмах, или просто болтала ни о чем. «Ни о чем» казалось большим прогрессом по сравнению с разговорами с Анной. Господи, какая же она зануда! Такое впечатление, что когда-то она могла говорить о чем-то другом, но теперь – только о ребенке. Тепло ли малышке? Не жарко ли ей? Сколько она выпила молока? И она постоянно находилась рядом, отчего я чувствовала себя чем-то вроде запасной части. От меня требовалось присмотреть за ребенком, когда Анна отдыхала, дать ей возможность перевести дух. Перевести дух от чего именно? Она сама ужасно нервная. Не сидит на месте ни секунды и все время суетится. Каждый раз, когда проходит поезд, ее передергивает, а звонок телефона заставляет вздрагивать.

– Они такие беспомощные и слабенькие, правда? – спрашивает она, и с этим я не могу не согласиться.

Я выхожу из дома и, с трудом переставляя ноги, тащусь с полсотни ярдов по Бленхайм-роуд до места своей работы. Иду туда как на каторгу. Сегодня дверь открывает не она, а ее муж Том: он уже в костюме, ботинках – отправляется на работу. В таком виде он весьма импозантен, но не как Скотт. Том не такой крупный, и кожа у него светлее, а глаза, если присмотреться, посажены слишком близко, но он очень даже ничего. Он приветствует меня широкой, как у Тома Круза, улыбкой и уходит, оставляя с ней и ребенком.