Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А, ладно, наплевать на все и всех, решила я и открыла при помощи электронной карточки-ключа дверь своего номера. Два дня назад, когда я покидала его, чтобы отправиться на тайное свидание с Витей, все было иначе. И я была иной, и жила в совершенно другом измерении. Тогда я была чрезвычайно успешной фотомоделью, королевой подиума. А кто я теперь? Главная и единственная подозреваемая в деле по убийству русского олигарха, который, к несчастью, купил растреклятую бертранскую футбольную команду.
Я вошла в номер и затворила дверь. И наконец-то осталась одна. Но ведь это не значило, что все проблемы разом испарились. Стоит мне высунуть нос в коридор, как обязательно столкнусь с другими постояльцами или прислугой. Да и покидать крошечное княжество на Лазурном Берегу мне запрещено постановлением суда – придется жить в отеле, как в золоченой клетке.
Я прошествовала по огромному номеру (все же я могу позволить себе такую роскошь!), приблизилась к одному из окон, осторожно приоткрыла тяжелую портьеру – и увидела журналистов, толпившихся около отеля. Кто-то заметил, видимо, шевеление около моего окна, потому что тотчас на окна устремились десятки фотоаппаратов и камер. Я отпрянула в глубь комнаты, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы. Вообще-то любая топ-модель на моем месте была бы чрезвычайно рада тому, что пользуется таким успехом у журналистской братии, но ведь работники мировой желтой прессы хотят получить новое фото «жестокой убийцы».
Повинуясь внезапному импульсу, я прошлась по всем четырем комнатам номера и нажала на выключатели, приводя в действие электрическую систему, управлявшую жалюзи. Когда номер погрузился в темноту, везде включила лампы и – зарыдала. Ну почему мне приходится так мучиться?
Ответа на вопрос мне никто дать не мог, поэтому я отправилась в ванную, где не меньше часа нежилась в мраморной купели, заполненной горячей водой. За это время мой мобильный телефон, валявшийся на полу, трезвонил не меньше десяти раз, и каждый раз я игнорировала его. Мне не хотелось ни с кем говорить, менее всего с собственным менеджером, а еще меньше с адвокатом. Итак, у меня, похоже, единственный путь – признать себя виновной в преступлении, которого я не совершала, на несколько лет отправиться в местную тюрьму или, используя заключение психиатров, в сумасшедший дом. Хорошая перспектива, ничего не скажешь!
Я встала из ванны, и телефон зазвонил в очередной раз. Нет, не буду обращать на него внимание! Лучше всего вообще выключить. И все же я подняла изящную штучку, украшенную стразами, и увидела номер родителей – они звонили мне из России, желая осведомиться, как дела у их горячо любимой дочери.
Безусловно, папа с мамой уже знают о случившемся. Наверняка сообщение о моем аресте прошло и в российской прессе, и по телевидению как обрамление новости о гибели олигарха Максюты. К тому же отец внимательно отслеживает сообщения в Интернете, а там-то новость о моем аресте появилась раньше всего.
Чувствуя угрызения совести, я отключила мобильный телефон. Что я могла сказать родителям? Им не требовались уверения в том, что я не убивала Витю. Даже если бы я его убила, то все равно осталась бы их любимой дочуркой Аришей. Я им обязательно перезвоню, только позже. В тот момент у меня не было желания говорить с ними и оптимистично врать, заявляя, что все в полном порядке и что мой арест – всего лишь трагическое недоразумение.
Я приблизилась к огромному зеркалу – специальной конструкции, с подогревом, чтобы не запотевало, если принимаешь ванну, – и всмотрелась в свое отражение. Да, вот она я, Арина Винокурова, тридцати лет от роду, Овен по знаку Зодиака, так называемая топ-модель, гордость (во всяком случае, до недавнего времени) России и в течение последних дней – ужас Бертрана. Рост – метр семьдесят девять, вес – пятьдесят три килограмма, зеленые глаза, длинные волнистые рыжие волосы, молочная кожа. Прямо-таки принцесса из сказки!
Поэтому-то на меня и обратила внимание владелица одного из московских модельных агентств. Она, как и ее коллеги, регулярно ездила в провинцию, где устраивала кастинг для всех желающих стать моделью. Я, в то время наивная девчушка семнадцати лет, только что окончившая школу и начавшая учебу в университете, на факультете иностранных языков, отправилась туда вместе с тремя подружками.
Вообще-то я входила в команду поддержки своей некогда лучшей подруги Вики, считавшейся самой красивой девицей на курсе. Вика, высокая блондинка, чем-то неуловимо похожая на юную Грейс Келли, была уверена в том, что ее тотчас возьмут на работу в столичное модельное агентство. Я же, тощая, нескладная, в уродливых очках, с длинными волосами, заплетенными в косу, – и не помышляла о подиуме. Мальчики за мной не увивались, а в школе меня дразнили Колокольней и Зубочисткой. Были и другие прозвища, вспоминать которые не хотелось. А Вику, окончившую лингвистическую гимназию с золотой медалью, всегда окружала толпа поклонников и льстецов.
Только теперь, по прошествии без малого тринадцати лет, я понимаю, отчего Вика намеренно окружала себя, мягко говоря, не самыми красивыми подругами. Это же ясно как божий день – чтобы на их фоне блистать своей исключительной внешностью. Что, надо отдать Вике должное, удавалось ей на славу. Мы все, ее так называемые лучшие подруги, в действительности были свитой, фрейлинами императрицы, бесплатным приложением к ее лицу Белоснежки, фигуре Барби и характеру Бабы-яги.
Подумать только, ведь я умирала от счастья, когда узнала, что Вика смилостивилась и решила зачислить меня в свои приятельницы. Не обращала, глупенькая, внимания на то, что от меня требовалось лишь оттенять ее красоту и выполнять поручения – то таскать ее сумки, то покупать для нее особую минеральную воду, то подавать косметичку, то давать списывать. В общем, королева Виктория восседала на троне, а мы, ее челядь, копошились где-то у самого подножия.
Для нашего хоть и областного, но провинциального города визит главы московского модельного агентства был событием особой важности. Вне всякого сомнения, и в нашем городке имелась пара-тройка агентств, однако так называемые модели, работавшие в них, карьеры не делали, в лучшем случае оказывались в постели местных мафиози и чиновников городской или областной администрации, а также бизнесменов-толстосумов. Если они где и появлялись, так только на приемах, презентациях или, скажем, во время демонстрации коллекции одежды местной трикотажной фабрики. Кое-кто пробился в дикторы областного телевидения, а некоторым повезло особо – они вышли замуж за представителей городского истеблишмента.
Вика дурой не была. Родители ее, люди более чем обеспеченные (папа трудился в команде губернатора, мама заведовала той самой лингвистической гимназией, которую Вика окончила с золотой медалью), обладали в городе несомненным влиянием, и девочка мечтала о карьере настоящей, а не провинциальной модели, причем не просто модели, а с приставкой «топ». Вика побывала несколько раз в Париже, Риме и даже Нью-Йорке, ее комната была завалена модными глянцевыми журналами, она знала наизусть имена всех дизайнеров и не сомневалась в том, что к двадцати годам станет всемирно известной манекенщицей.
Она рассказывала нам, своим служанкам, что была и в Москве, где ее едва ли не на коленях умоляли подписать эксклюзивный контракт с одним из агентств, однако Вика отказалась, так как не могла бросить школу и пренебречь университетом. Теперь-то, умудренная жизненным опытом, я понимаю, что никто ничего Вике в Москве не предлагал, потому что, если бы подобное предложение поступило в самом деле, она бы с великой радостью бросила не только наш провинциальный город, школу и университет, а также и родителей вместе со своей любимой таксой. Скорее всего, в Москве ее никто не заметил, поэтому-то Вика и врала, распространяя небылицы, которые мы, наивные подружки, принимали за чистую монету. Еще бы! Не только Париж или Нью-Йорк, но и Москва казалась для нас другим миром, от упоминания о котором захватывало дыхание.