стене, его рот со стоном опускается на мой. Его пальцы скользят по моим волосам и ласкают мой затылок, наши бедра встречаются и прижимаются. Он целует меня только губами, потянув за верхнюю губу, за нижнюю, наклоняя свой рот поверх моего, пока я не замычу, выгибая спину, и, наконец, он просовывает свой язык внутрь, поглаживая мой, у меня перехватывает дыхание. Я так долго не чувствовала ничего, кроме страха, что мчусь навстречу своей собственной потребности, бросаясь в нее, как ныряльщик со скалы в голубую лагуну. Так приятно быть живой, чувствовать прикосновения этого мужчины, и я внезапно становлюсь жадной, отчаянно нуждающейся в большем.

Я взбираюсь на его крепкое тело, обвиваю ногами его бедра, поцелуй затягивается. Погружаясь все глубже. С большей настойчивостью. Он скользит рукой по задней части моих трусиков и мнет мой зад, прижимая мою верхнюю половину к стене, его губы устремляются вниз к моей шее, моему горлу.

— Я не могу поверить, что это происходит, — хрипит он между поцелуями, его глаза напряженные, изучающие. — Я нуждался в тебе. Ты была нужна мне.

— Ты тоже мне нужен. — Мои пальцы расстегивают его рубашку. — Отнеси меня в постель.

Не успевают эти четыре слова слететь с моих губ, как меня отрывают от стены и быстро несут по заднему коридору. Он делает ложный выпад в сторону гостевой комнаты, но я указываю на правую дверь, и он меняет направление, входя в мою спальню. Все огни горят. Все до единого. И я благодарна за это, когда наконец расстегиваю рубашку Кристофера, и она распахивается, обнажая татуированные мышцы. Я скольжу взглядом по каждому миллиметру его кожи, рассматривая все впадины и выпуклости. Каждый кубик пресса.

— Ты, должно быть, продаешь много страховок, — выдыхаю я.

Уголок его рта приподнимается.

— У меня была бурная юность. — Он укладывает меня на кровать, снимает рубашку и отбрасывает ее, расстегивая пуговицу на джинсах. Его голубые глаза сверкают, сосредоточившись на мне, впитывая каждый дюйм. — Я все еще немного не в себе, Джоли. — Он зацепляет пальцами мои трусики и стягивает их вниз по моим ногам, его сотрясает дрожь. — Но все дикое во мне сейчас для тебя, — хрипло говорит он, проводя большим пальцем по складочкам моей женственности. — Ты понимаешь?

Мне трудно сосредоточиться на чем-либо, когда он прикасается ко мне с такой одержимостью, но я улавливаю его смысл. Он собирается заняться со мной любовью самозабвенно — именно то, чего я хочу. То, что мне нужно. Я не хочу думать о своем прошлом или о своей травме. Я хочу видеть, думать и чувствовать только Кристофера.

Его большой палец раздвигает мои лепестки и касается моего клитора.

— Ты понимаешь, Джоли?

— Я понимаю, — выдыхаю я.

— Хорошая девочка.

Что-то в этих двух словах вызвало фейерверк в тайной, неизвестной части меня, обострив мою похоть, как кончик карандаша. «Хорошая девочка». Они все еще отдаются эхом в моей голове, когда Кристофер опускается на живот и целует меня в лобок. Благоговейно. Вдыхая и выдыхая, его руки скользят вверх и вниз по моим обнаженным бедрам.

— Я знал, что у тебя будет сладкая, сочная, маленькая киска, — урчит он, толкая меня носом, прерывисто постанывая. — Почувствуй это, — говорит он, его слова приглушенно прижимаются к моей плоти. Он разговаривает с моей женственностью? — Наслаждайся своими последними секундами свободы. Потому что я больше никогда не дам тебе ни минуты покоя.

Как будто мое тело уже знает, на что он способен, мои пальцы вцепляются в простыни, готовясь — и он начинает смаковать меня. С длинными, грубыми облизываниями. Слава Богу, я вложила деньги в хороший домашний набор для депиляции воском, потому что было бы неловко пропустить хоть один волосок.

О господи, я никогда этого не делала. Никогда даже близко не подходила. Но инстинктивно я знаю, что на свете нет человека, который мог бы выполнить эту задачу хотя бы наполовину так же хорошо. Кристофер непристойный и заботливый. Опасный и достойный поклонения. Эти голубые глаза впились в мои, вожделение затуманило их, влажный кончик его языка сверкнул на свету, облизывая мое лоно и дразня комочек нервов и вход.

— О, Иисус, Иисус, Иисус, — хнычу я, сильнее сминая постельное белье.

Я не могу дышать. Приближающийся фейерверк — это прекрасный монстр, и он превращает меня в существо, которое я едва узнаю. В того, кто дергает человека за волосы и прижимается к его рту. В того, кто срывает с себя лифчик, чтобы зажать жадными пальцами свои ноющие соски. Монстр щелкает зубами, впиваясь в мою похоть, и я кончаю, мое тело дико дрожит, удовольствие пронзает меня глубоко, глубоко в центре моего тела, заставляя меня выгнуться на матрасе.

— Кристофер!

Мой крик все еще отдается эхом в моей спальне, когда он поднимает голову, медленно, целенаправленно ползет вверх по моему телу, его глаза потемнели, грудь вздымается.

— Я мог бы жить за счет твоего идеального вкуса, — хрипло говорит он, расстегивая молнию на джинсах. — Но мы должны воспользоваться преимуществом, пока ты влажная.

Я не понимаю.

— Что…

Он вынимает свой член, и я делаю глубокий вдох, мои ноги инстинктивно сжимаются.

Я пытаюсь свести их, но он блокирует их своими бедрами, поглаживая этот огромный член в сжатом кулаке.

— Нет. Пожалуйста, не бойся этого. — Он кладет свободную руку рядом с моей головой, наклоняясь, чтобы глубоко поцеловать меня, пока у меня не перехватывает дыхание, а голова не начинает кружиться. — Как только ты привыкнешь к этому члену, он не доставит тебе ничего, кроме удовольствия. Ты будешь дрожать каждый раз, когда я буду входить в эту гребаную спальню, просто зная, что я собираюсь засунуть его в эту тугую пи*ду.

Его слова грубы. Неуважительны. Они должны возмущать меня.

Почему же я киваю? Почему меня это возбуждает?

Почему я чувствую, что этот человек околдовал меня?

Я не могу оторвать глаз от его пристального взгляда, не могу ничего сделать, кроме как раздвинуть бедра и приветствовать его доминирование. Его ноздри торжествующе раздуваются от моей уступчивости, его рот захватывает мой в медленном, влажном поцелуе, его огромный член вдавливается в меня, не принимая «нет» в качестве ответа от сопротивления моего тела. Я кричу ему в рот, но он только продвигается дальше, глубже, рыча в нашем поцелуе.

— Крепкая малышка, — выдавливает он, медленно двигая бедрами вперед. — Разве ты не прелестная маленькая девственница? Так чертовски сладко обнимаешь мой член. Шшшш. Я обещаю, что это не будет больно вечно.

Я плачу, но это больше от эмоций, чем от боли.

Я чувствую, что этот