Дальнейшее вам известно, так как наверняка перекликается с вашей соб­ственной историей. Более быстрые чипы. Скоростные модемы. DVD и устрой­ства для их записи. Жёсткие диски размером в гигабайт. Yahoo!, Amazon и eBay. Формат MP3. Потоковое видео. Широкополосный доступ. Появление Napster и Google. Выход на рынок BlackBerry и iPod. Wi-Fi-сети. YouTube и «Википедия». Блоги и микроблоги. Смартфоны, миниатюрные диски для хранения данных, нетбуки. Кто мог бы устоять перед всем этим? Только не я. Когда в 2005 году возникло понятие Web 2.0, я и сам перешёл на новый уровень. Я начал активно работать в социальных сетях и создавать контент. Я зарегистрировал домен Roughtype.com и запустил собственный блог. Это было захватывающим ощу­щением, по крайней мере, первые пару лет. Я работал в качестве фрилансера уже с начала десятилетия, много писал (в основном, о технологиях) и знал, что публикация статьи или книги представляла собой мучительный и часто разочаровывающий процесс с большим количеством участников. Сначала ты корпел над рукописью, потом отправлял её издателю, затем (если руко­пись не отвергалась им) проводил несколько раундов редактуры, проверки фактов и вычитки. Конечный продукт мог появиться на свет не раньше, чем через несколько недель, а то и месяцев. В случае книги выхода тиража при­ходилось дожидаться больше года. Блоги делали ненужными традиционные механизмы издательской деятельности. Я мог напечатать несколько слов, вве­сти коды ссылок на другие страницы, нажать кнопку «Опубликовать» - и моя работа тут же становилась доступной всему миру. В ответ на моё послание я мог получить прежде невиданную обратную связь - реплики от читателей в форме комментариев или ссылки на мой текст (в случаях, если у моих чита­телей были свои блоги). Новая система казалась мне куда более свободной.

Более свободным представлялось и чтение материалов в онлайне. Гиперссылки и поисковые машины обеспечивали меня бесперебойным пото­ком слов, видео, изображений и звуков. Пока издатели проигрывали борьбу за свои платные услуги по доступу к информации, поток свободного контента превратился в мощную приливную волну. На моей домашней странице Yahoo! и RSS-канале постоянно и круглосуточно обновлялись заголовки новостей. Один щелчок по ссылке вёл меня к десяткам и сотням новых. Сообщения электронной почты сыпались мне в ящик каждые две минуты. Я зарегистри­ровался на MySpace, в Facebook, Digg и «Твиттере». Постепенно я начал отка­зываться от подписок на газеты и журналы. Кому они теперь были нужны? К тому времени как ко мне домой приходили бумажные издания, я чувство­вал, что уже заранее знаю, что в них будет написано.

Однако в какой-то момент в 2007 году в моём информационном раю завёлся червь сомнения. Я начал замечать, что Сеть оказывает на меня куда более сильное и широкое влияние, чем мой ком­пьютер. Дело было не в том, что я проводил больше времени, уставившись в монитор. И не в том, что многие из моих привычек менялись из-за того, что я всё больше привыкал к сайтам и услугам, пред­лагавшимся Сетью, и даже становился зависимым от них. Мне казалось, что и мой мозг начинает работать иначе. Именно тогда меня начала беспокоить моя неспособность обращать внимание на что-то больше, чем пару минут. Поначалу я подумал, что эта проблема является симптомом замедления мыс­лительных процессов, свойственного среднему возрасту. Однако я понял, что мой мозг не просто блуждал. Он испытывал голод. Он требовал, чтобы его накормили содержимым Сети - и чем больше он насыщался, тем голоднее становился. Даже не находясь возле компьютера, я испытывал непреодо­лимое желание проверить почту, пройтись по ссылкам или поискать что-то через Google. Я хотел оставаться на связи.

Я начал скучать по своему прежнему мозгу.

Фридрих Ницше был в отчаянии. Будучи болезненным ребёнком, он так никогда полностью и не оправился от болезней, которыми страдал в двадца­тилетием возрасте. Их причиной стало падение с лошади во время службы в артиллерийском подразделении прусской армии. В 1879 году его здоро­вье ухудшилось, и он был вынужден оставить пост профессора филологии в Базельском университете. В тридцать один год Ницше начал путешество­вать по Европе в поисках спасения от своих многочисленных недугов. Осе­нью с наступлением холодов он двигался на юг, к берегам Средиземного моря, а весной возвращался на север, в Швейцарские Альпы или в дом своей матери под Лейпцигом. В конце 1881 года Ницше снял комнату на чердаке в итальянском портовом городе Генуе. Его зрение ухудшалось, и он чувство­вал боль и утомление, фокусируясь на странице. Часто в результате чтения у него возникала головная боль, сопровождавшаяся рвотными позывами. Ему пришлось сократить время, посвящённое писательской деятельности, и он боялся, что однажды ему придётся совсем отказаться от этого занятия.

В отчаянии Ницше заказал пишущую машинку модели Writing Ball («пишу­щий шар») производства датской компании Malling-Hansen, доставленную в его дом в первые недели 1882 года. Изобретённый за несколько лет до этого Хансом Расмусом Маллинг-Хансеном, директором Королевского инсти­тута для глухонемых в Копенгагене, этот инструмент был странным, но пре­красным. Он напоминал богато украшенную золотую подушечку для иголок. Пятьдесят две клавиши для строчных и прописных букв, а также цифр и зна­ков пунктуации располагались концентрическим образом на поверхности шара. Подобное расположение было неслучайным, именно оно позволяло максимально повысить эффективность печати. Прямо под клавишами нахо­дилась изогнутая пластина, державшая лист бумаги. При помощи гениально спроектированной системы рычагов пластина передвигалась как по маслу при каждом нажатии на клавишу. При достаточном навыке человек мог печа­тать до 8оо знаков в минуту - этот результат был значительно выше, чем у любой другой пишущей машинки1.

Это устройство спасло Ницше, по крайней мере, на какое-то время. Научившись печатать вслепую, он мог делать это даже с закрытыми глазами, используя лишь кончики пальцев. Слова вновь могли беспрепятственно течь прямо из его ума на лист бумаги. Ницше был настолько захвачен творением Маллинг-Хансена, что даже сочинил ему небольшую оду:

Пишущий шар похож на меня: он сделан из железа,

Но так легко вращается на своём пути.

Для того чтобы ужиться с нами, нужно немало терпения и такта,

А также нежные пальцы.

В марте одна берлинская газета сообщила, что Ницше «чувствует себя лучше, чем когда-либо» и, благодаря пишущей машинке, «вернулся к писа­тельской деятельности».

Однако устройство тончайшим образом повлияло на его работу. Один из ближайших друзей Ницше, писатель и композитор Генрих Кёзелиц, заметил изменения в стиле его письма. И без того краткая проза Ницше стала ещё жёстче, обрела «телеграфный» стиль. Она была более сильной, как будто «железная» мощь машины каким-то странным метафизическим образом пере­давалась словам, отпечатывавшимся на листе бумаги. «Возможно, с помощью этого инструмента вы сможете создать новый язык», - писал Кёзелиц в письме к Ницше, замечая, что и в его собственной работе «мысли о музыке или языке часто зависят от качества пера и чернил».

«Вы правы, - отвечал Ницше, - Наши письменные принадлежности вно­сят свой вклад в формирование наших мыслей».