Королев дождался, пока Пронин выпьет весь кувшин, и доложил:

– А вас ищут, товарищ Пронин. Капитан Железнов.

– Железнов? Ну что же ты молчал? Давай беги за квасом. А Железнова – сюда.

Стукашов отдал Пронину анкету и удалился чуть ли не на цыпочках.

Виктор в капитанской форме, но без ордена влетел в комнату.

– Старые капитаны встречаются в море.

– А молодые капитаны поведут наш караван! – тут же отозвался Железнов.

– Ты в курсе, что я – главный редактор журнала, рыцарь пера и чернильницы?

– Знаю.

– Так что, будь любезен, ограждай меня от иностранных товарищей. И вообще не нужно шуму.

– Думаешь, это убийство как-то связано...

– А разве я имею право думать иначе? Бронсон будет здесь через пятнадцать минут. А тут суматоха. Может быть, убитый был как-то связан с Бронсоном. А убийца хотел сорвать их встречу. Это один из вариантов. А вариантов, к сожалению, много. Знать не знаю, за какую ниточку тянуть...

– Почему суматоха-то? Труп уже увезли, свидетелей отпустили.

– Так что ж теперь, преспокойненько встречаться с Бронсоном? Да ты пей квасок-то, вкусный он вполне. И не очень холодный.

Напоследок Пронин решил поговорить с гардеробщиком.

– Я за визитерами не слежу, – решительно ответил толстяк.

– А как же профессиональная память?

– Вот из-за нее, проклятой, и не слежу. А то голова болит от разных мыслей. У каждого – своя судьба, свои, прости господи, гнилые зубы. Вот я и не желаю голову забивать. Смотрю мимо людей. Никого не запоминаю. Повесил пальто – и баста. Ни на кого не гляжу. Танцую.

– Танец живота?

Гардеробщик равнодушно посмотрел мимо Пронина, куда-то в сторону цветочного горшка.

– А при моей комплекции любой танец – танец живота. Так-то, дорогой товарищ.

Встреча с Бронсоном намечалась в самом респектабельном зале библиотеки. Пронин отметил, что начальство не переборщило с показухой. Новенькая библиотека и без потуг выглядела эффектно. На столике организовали «русский чай» – самовар, бублики с маком, шоколадные конфеты. Наготове стояла и бутылка коньяку. Директор библиотеки уже сидел в кресле, дожидался. С первого взгляда было ясно, что он не на шутку нервничает. Оно и неудивительно после убийства. Значит, преступник достиг своей цели, заставил нас психовать? Пронин подошел к директору, крепко пожал его руку и весело спросил:

– Задерживается наш подопечный? Где же хваленая американская точность?

Бронсон появился через мгновение. Его можно было узнать по клетчатому костюму странного, непривычного для СССР, покроя. Рядом с ним вышагивал широкоплечий и высоченный переводчик Тимофеев, которого можно было принять за охранника. «С Тимофеевым прокол вышел. Такой сразу вызывает подозрения. Эх, Ковров!..» – думал Пронин, вставая навстречу гостю.

– Иван Николаевич Пронин.

– Извинения опоздаль! – по-русски начал Бронсон, после чего перешел на родной язык.

– Вашу задержку воспринимаю как дружескую услугу: вы дали нам время вскипятить самовар. Так что прошу по русскому обычаю сразу чайку.

– О, с удовольствием!

– А перед чаем недурно бы и аперитивчику. Не желаете коньячку? – Пронин сейчас улыбчивой угодливостью напоминал полового в трактире. Что делать? Такая служба.

Бронсон с наслаждением осушил миниатюрную рюмку и похвалил советский коньяк. Переводчик монотонно переводил речь американца:

– Я нашел в СССР целую россыпь чудес. Москва преображается. Напоминает Афины времен Перикла. Вот и это здание библиотеки похоже на Акрополь. Я знаю об успехах просвещения в вашей стране, о всеобщей грамотности. Еще недавно Россия была страной безграмотных, угнетенных мужиков. Вашими достижениями восхищается весь мир. На Западе кризис, а у вас в России – эпоха строительства.

Пронин улыбался и кивал. Ему редко доводилось выступать в качестве дипломата – и он откуда-то перенял эти улыбки и кивки.

– Господин Бронсон, ваши слова не только приятны. Они вдохновляют нас на труд. Я уверен, что миллионам людей в СССР было бы полезно услышать такие слова, а лучше всего – прочитать в журнале.

– Нет проблем! Я согласен на интервью под любым соусом. Пресса должна быстро реагировать на любое событие. В нашей стране многие интересуются Советским Союзом. И этот интерес растет. Дело не только в международной политике. Нашим читателям хочется видеть мир в красках, видеть людей, не похожих на нас. Если бы вы – знаменитый советский журналист – согласились на интервью для американского журнала, я бы считал это своей удачей.

– Считайте, что вы поймали удачу за хвост! Мы с вами представители второй древнейшей профессии, нам договориться – пара пустяков.

Бронсон улыбнулся, выслушав перевод реплики Пронина.

– А как в СССР обстоят дела с первой древнейшей? Я слышал, у вас они не в почете. Чуть ли не под запретом. – Переводчик покраснел и тараторил, не скрывая смущения.

Пронин и бровью не повел:

– Почему же не в почете? Мы их уважаем и награждаем. Недавно товарищ Калинин в Кремле вручил звезды героев социалистического труда тридцати представителям первой древнейшей профессии.

Бронсон даже переспросил переводчика, настолько странной и сенсационной показалась ему эта новость.

– Вы разрешите мне со ссылкой на вас опубликовать эти сведения в американской прессе?

– Конечно, для нас это будет великой честью. Мы, признаться, заинтересованы в международном резонансе наших успехов по этой части, а то у вас пишут про коллективизацию невесть что.

– При чем же здесь коллективизация?

– А при том, что первая древнейшая профессия – это профессия хлебороба. Об этом в СССР знает каждый школьник.

Бронсон захохотал:

– Браво, Пронин! Вот теперь я точно об этом напишу. И ваши колхозы получат бесплатную рекламу в Штатах! Это немыслимо: первая древнейшая! Ваш рациональный взгляд на вещи просто восхищает! Это же Телемское аббатство, это Город Солнца!

– Мы интернационалисты. Голос разума понятен на всех языках.

Директор библиотеки растерянно наблюдал сквозь очки за беседой журналистов. У него из головы не выходил труп в читальном зале... Пронин почувствовал это и лично налил директору горячего чайку. Тут-то все и вспомнили про чаепитие.

– Это замечательная русская машина! – Бронсон попытался дотронуться пальцем до раскаленного самовара. – Такой же я видел у вас в музее. В Кремле!

– А у нас в России зима длинная, вечера долгие, холодные. Как уж тут без горячего чаю? Чтобы чай никогда не переводился, выдумали самовар. Самые знаменитые самовары делают в Туле. В Туле с давних времен работают лучшие русские оружейники. Самовар тоже у нас в армии на вооружении. Знаменитые русские генералы никогда не расставались с любимыми самоварами. В музее вы, вероятно, видели походный самовар Кутузова. Победитель Наполеона любил побаловать себя чайком.