Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Россия… — опробовал звучание Апанас. — Нет, не приходилось. Наверное далече от нас будет. И как же вас угораздило?
— Да, сами не поймём. Шли по своим делам. Да не по лесу, а по терему, хорошо знакомому. За угол повернули. И оказались в ваших лесах. Сарай там ещё был, такой, старый, недалеко от озера…
— Знаю я это место, — кивнул на мой рассказ он.
— Походили, поискали, натолкнулись на тропку, по ней и вышли…
— Чудные вещи ты баешь, — хмыкнул староста. — А хотите-то вы чего?
— Да сам понимаешь, где наши места — непонятно. Вещей у нас только то, что на себе. Знакомых никого. Может найдётся мне работа какая? В уплату за крышу над головой…
— Здраво рассуждаешь, — похвалил Апанас. — А умеешь ты чего? К какой работе приучен?
— Честно. Ни к какой. Но возьмусь за любую.
— О как? — удивился он. — Такой лоб здоровенный и к работе не приучен? Это как же так получилось?
— В каждом краю свои порядки, — пожал плечами я. — Дома я ещё учеником несмышлёным числюсь. А та работа, какую там поручали, тут непригодна. Но здесь ведь не там. Тут надо уже и за себя отвечать, и за неё, — я кивнул на Ритку.
— Здраво говоришь, здраво, — задумался Апанас. — Но работа для здорового парня всегда найдётся, если он не бежит от неё, конечно, — тут он очень внимательно на меня посмотрел. Но я взгляд выдержал. Тут надо сказать, что сказав, что ни к какой работе не приучен, я малость приврал. С самого моего детства мы с отцом возились с домом. А частный дом он всему учит. И кирпич класть, и бетон мешать, и с деревом работать, и с железом. Так что всего по чуть-чуть я умел. Но вот чтобы серьёзно чего-то. Как следует, со всеми тонкостями. Этого, увы, нет.
— Ладно, проверим, чего ты стоишь… — усмехнулся он. — Заходи, помогать будешь.
И я зашёл. Как там Ритку устроили, я пока не стал смотреть. Делом занялся. Дело было простое. Но тяжёлое. Как раз по мне. Надо было брёвна на доски распускать. Легко?
А если нет электричества? И станка нет? Вручную, пилой двуручной. Правда, специальной. Я таких раньше не видел. И стан удобно приспособленный как раз под это дело.
* * *
Ну я, помнится, уже писал, что значит три звёздочки?
Время до вечера пролетело незаметно. И даже весело. Мне так понравилось. В своём родном городе, мне не удавалось так качественно нагружать тело. Учёба, расписание, то-сё… А тело оказывается ждало такой нагрузки. И даже жаждало. Плюс способности.
Что значит мгновенная регенерация? Это значит, что тебе не страшно перенапрячься. Это значит, что единственный ограничитель — это боль. Но боль, это такое препятствие, которое можно не замечать. Ведь это просто сигнал, о том что организм в опасности. А если эта опасность ему не грозит? Стало быть сигнал можно и проигнорировать.
А уж когда входишь в рабочий транс! Это не описать. Это надо видеть. Или почувствовать.
По-моему, дядька Апанас остался доволен моей работой. Да и остальные мужики были примерно того же мнения.
— Славно поработали, теперь можно и отдохнуть! — сказал он, откладывая инструмент в сторону. Я только тут заметил, что солнце давно клонится к закату.
— В общем, Мишка, будешь жить у меня, пока уйти не надумаешь или отдельный дом не выстроим!
— С удовольствием, дядька Апанас. А Ритку куда? — отозвался я, под чутким руководством дядьки Серафима раскладывая по местам инструменты.
— А и ей у нас местечко найдётся. Авось, дом у меня не маленький, а если ты так же и дальше работать будешь, то двоих прокормлю.
— Нет, дядя Апанас, — отозвался я, подметая стружки и опилки, — так же не буду.
— О как⁈ — удивился он.
— Лучше буду! — улыбаясь уточнил я ему. — Я ж пока не умею почти ни чего, а со временем научусь! Я быстро учусь!
— Вот это правильно, — хлопнул он меня по спине. И мы пошли из мастерской.
Стол нам женщины накрыли во дворе, благо тепло и сухо пока. А на свежем воздухе оно завсегда приятнее. Мужики, с которыми мы трудились, столовались тут же, с нами. Такой порядок мне нравился. Было в нём что-то правильное, крепкое, надёжное. Вместе потрудились, вместе поели, не разбегаясь, каждый по своим щелям. Тем более, как я понял, женщины тоже готовили сообща. Сидели они вместе с нами. Как я понял, дискриминации тут никакой не было. Просто мужикам сподручнее брёвна пилить, а женщинам обед готовить. Можно конечно и наоборот, если уж сильно хочется. Но зачем? А так, все вроде как равны. Но каждый на своём месте.
Одним словом — мне тут нравилось!
— А расскажи-ка, нам, Михаил, как же вы по лесу-то плутали? — когда с основной едой было покончено, но расходиться народу ещё не хотеось.
— Да, что тут особенно рассказывать? — отозвался я. — Как вывалились к вам в лес, огляделись. А идти куда не ясно. Сарай, сразу видно, заброшенный и давно…
— Это точно, жил там бирюком Онох-охотник. Прямо в сарае, с мелкой живностью. Чудак-человек был, лёгкого пути ему… — дополнил меня один из стариков. Я кивнул и продолжил.
— Подумали мы, да решили, что дверь делают там, где удобнее к ней ходить?
— Ну не всегда, — отозвался один из мужиков.
— Но чаще всего, — заметил я. Он важно кивнул соглашаясь. — Вот мы и пошли прямо от двери. Лес хоть и густой, но всё же, пока видно что под ногами — идти можно…
— Повезло вам, что на медведя не наткнулись! — сказал кто-то. Остальные одобрительно загудели. Я удивлённо глянул на старосту. Тот кивнул и пояснил.
— Да объявился у нас тут шатун один. С конца зимы по округе мотается… Троих охотников заломал, скотина. Мы уж на него и капканы ставили. И яму копали… Пока не попался. Но матёрый! По следам судя — страшная зверюга. Так что повезло вам, что вы его не встретили… — под эти слова Ритка стремительно мрачнела, и слегка позеленела даже. Видимо вспомнилась давешняя сцена.
— Не повезло нам, дядя Апанас. Встретили мы его… — тихо покачал головой я. Мне тоже было что вспомнить. Удивлённая тишина повисла над столом.
— И как же вы живы остались? — наконец нарушил её Апанас.
— А вот тут уже повезло, — улыбнулся я.
— Бежали, наверное, быстро, — предположил кто-то.
— От него не убежишь! — опроверг другой. Апанас слегка хлопнул ладонью по столу, и все притихли.
— И как же вы спаслись-то? — спросил он меня.
— Умер он, — ответил я тихо.
— Сам? — уточнил староста.
— Не совсем… — ссутулился я.
— Это как? — подозрительно посмотрел он на меня.
— Ну убил я его! Что тут непонятного! — вскинулся я.
— Вот это-то и непонятно. Как убил? — уже ласковее спросил Апанас.
— Кажется, шею сломал… Я помню плохо. Очень уж страшно было…
— А он, что же, так там и лежит? — кажется, мне просто не поверили. Решили, что я прихвастнул или приврал. Просто приплёл медведя для красного словца.
— Да. Там, у озера, — ответил я. — Вряд ли его растащить успели. Туша очень уж большая…
Короче, мужики подорвались смотреть идти. Я их понимаю. Событие. Интересно же! Но я с ними не пошёл. Мне было не интересно.
Тушу принесли через час. Тащили её при помощи волокуши и трёх лошадей. Отношение к нам с Риткой слегка переменилось…
Хорошо, что весна, и погода стоит еще холодная, особенно в тени. Выше четырех-пяти градусов температура не поднимается — туша испортиться не успела. Медвежатина же пришлась очень кстати. По весне вообще с мясом туго в деревнях. Скотину не режут. Берегут её. Заготовка идёт обычно по осени. А тут целый медведь! Да ещё такой большой. И вкусный.
Но я не люблю, когда меня боятся. Это неприятно. Приходилось дурачиться. Быть смешным и смешливым. Иногда неловким. Озорным. Хотя, это как раз было просто. Просто и весело. Наверное, потому что я и есть такой, на самом деле.
С распилкой брёвен мы управились за неделю. А после пошли полевые работы. Пахать, боронить… Потом посевная. В режим я вошёл быстро. С мужиками перезнакомился тоже. Как оказалось, в деревне было очень много молодёжи. Это нам с Риткой было так непривычно. Даже дико. Что в семье по шесть — двенадцать детей. Нам, привыкшим к условиям городов-убийц, где смертность превышает рождаемость и общее старение населения неумолимо переваливает за тридцать. А по факту и за все пятьдесят… Было странно видеть столько молодёжи, пацанья, совсем сопляков. Странно и страшно. Очень страшно видеть и сознавать такую огромную разницу.
Сверстники приняли нас в свой круг