– Что полагается за сон в дозоре, Завид, знаешь, а?

От второго удара за ножом последовал и сам рог.

– Сколько людей должно стоять у ворот, а, Завид? Где должен находиться рог для тревоги?

Крепости здоровья Завида Мечеслав, пожалуй, немного позавидовал – даже после второго удара и с железной клешнёй седоусого на горле тот оставался в сознании, хрипел и извивался. Хотя больше завидовать, откровенно говоря, было нечему. Ополоумевший от ужаса гридень навряд ли слышал вопросы, которые задавал ему Ясмунд, левой рукой безуспешно пытаясь оторвать от горла руку старика, а правой шаря по поясу в поисках ножа. Тут Завиду повезло чуть больше – нож он нащупал, вытащил из ножен и даже попытался замахнуться. На том везение, отмеренное Макошью защитнику Подольских ворот, и закончилось – седоусый мигом сгрёб его руку с ножом, до хруста сжав пальцы Завида поверх роговой рукоятки. И тут же начал медленно и неотвратимо разворачивать нож клинком к посеревшему лицу молодого дружинника.

– Столько глаз, – жёсткие губы сына Вещего Ольга разошлись в жуткой улыбке, – столько глаз, а одноглазого проглядели. Может, лишние глаза – это плохо, Завид?! Может, если выковырять вам пару-другую гляделок, вы станете больше на дружинников смахивать?

Нож уже касался ресниц на правом глазе Завида.

– Ясмунд, – негромко сказал Святослав. – Оставь его.

– Не лезь под ру… – прорычал седоусый.

– Ясмунд!

Одноглазый досадливо зарычал и, вывернув руку Завида с ножом резко вниз, правой в третий раз шмякнул свою добычу о стенку сторожки и разжал пальцы. Завид обполз по брёвнам на земляной пол, выронив нож, который Ясмунд тут же пинком отправил куда-то под лавки. Дружинник дёргал обеими руками ворот рубахи и стёганого подкольчужника и… плакал.

Ясмунд повернулся к столу – один из игроков как раз начал поднимать голову над столешницей, но одноглазый ухватил его за затылок и звучно приложил к доскам лбом. Игрок обмяк. Второй приворотник затих рядом, боясь пошевелиться. Ясмунд перевёл взгляд единственного глаза на стоявшего рядом со столом Икмора, успевшего, оказывается, подхватить со стола кринку с остатками браги. Протянул сыну руку – Икмор покорно подал кринку отцу и, только когда тот отвернулся, позволил себе бесшумный разочарованный вздох. Ясмунд отхлебнул чуть-чуть из кринки, сморщил левый ус и остаток хмельного питья метко плеснул на голову сидящему под стеною парню.

– Завид, – подал голос Святослав. Приворотник затих, поднял мокрую голову, утирая рукавом слёзы и брагу. – Знаешь меня?

Тот вглядывался несколько ударов сердца в склонившееся к нему лицо князя – шлем тот снял и держал под мышкой, а Икмор отцепил каганец от перекладины-матицы и поднёс к голове Святослава. Заплаканные глаза злополучного сони раскрывались всё шире и шире, и наконец он бешено закивал.

– На башне кто?

– Вли… Влишко…

– Один?

– Д-д… д-да…

– «Да, князь!» – раздался из-за Святославова плеча рык Ясмунда.

– Д-да, к-князь… – покорно согласился Завид, дёрнувшись от звука голоса своего мучителя.

– Ратьмер, Хотьслав… – коротко произнёс Святослав, и оба дружинника почти бесшумно растаяли в полутьме.

– Князь, – сунулся в сторожку один из дружинников, Клек. – Ты засов велел снимать…

– И что, не осилили? – вместо князя отозвался Ясмунд. Клек сглотнул, но мужественно ответил:

– А его снимать неоткуда, воевода. Ворота не заложены, засов у стены стоит… – в голосе Святославова гридня звучало искреннее изумление.

– А ч-чего их за… закладывать… к-князь… – говорить Завиду было после Ясмундовой клешни на шее больно. Как по-мечеславову, ему б сейчас говорить не стоило вовсе, по-крайности, пока не спросили. – М-мы ж нынче немц-цев жд-дем… ждали… всё равно ж открывать… князь…

– Штаны ты тоже гашником не завязываешь? – спросил Ясмунд уже почти спокойным голосом, но Завид дёрнулся и даже заелозил пятками по земляному полу, словно стараясь отползти вместе со стеною сторожки. – Всё равно ж снимать, когда в лопухи побежишь.

Приворотник затравленно поглядел на Святослава. Князь вздохнул.

– Сколько дружинников сейчас в городе?

– Ч-чьих? – икнул Завид и, увидев, что Ясмунд снова разворачивает к нему голову, зачастил: – Тут сейчас две дружины, князь, государынина и наша… то есть князя… Глеба… наших сотня, детинец на нас сейчас, да три сотни государыни, только их сейчас в городе почти нет.

– А где? – терпеливо спросил князь.

– Так немцы же… князь… Государыня сотню навстречу выслала. Ещё сотня в Вышгороде, и полсотни в тереме, что за горой, стоят, – голос у Завида почти совсем выровнялся, хоть и подрагивал ещё, но заикаться и давиться словами он уже перестал. Метнул глазами в сторону Ясмунда и быстро добавил: – Князь.

– Князь, наши подходят, – радостно доложился из двери Клек. Из ночной темноты за порогом послышался нарастающий топот множества ног, почти заглушивший многоголосый надрывный лай, разнёсшийся над Боричевым взвозом.

– Добро, – князь снова повернулся к приворотнику. – Завид, хочешь хорошее дело сделать?

– Да, князь! – выпалил тот, глядя на Святослава преданными глазами и торопливо поднимаясь на ноги.

– Сам видишь, сторожевая служба у вас тут… – молодой князь огляделся на два тела на столе и покривил губу. Завид истово закивал головою с таким видом, будто дремал на лавочке совсем недавно кто-то совсем другой.

– Так что решил я вас своими людьми подменить. А вы, раз уж так устали, – князь усмехнулся, а Завид вжал голову в плечи и сглотнул, – можете идти в гридню и там отдыхать. Хочешь – отдыхай, а если не сильно устал – можешь провести моих людей, показать, где здесь у вас сторожи расставлены. Чтоб и мои гридни не заблудились, и ваши бы их за татей каких не приняли. А мне недосуг, надо с матерью поговорить и с братом. Ну как? Или отдыхать пойдёшь?

– Да, князь! Нет, князь! Не устал! Проведу! – окончательно оклемавшийся Завид вдруг отвесил князю поясной поклон. Опешили, кажется, все, даже Ясмунд.

– А «слава Перуну» куда делось? – не выдержал Вольгость.

Завид смутился.

– Так это… у нас же, – приворотник скосил на миг глаза на лежащих на столе товарищей и понизил голос, – ну, вон, крещёных много. И у государыни, а у князя – Глеба – так почти все, я вот только да ещё с полдюжины… Ну, государыня и говорит – чтоб, мол, не обижать крещёных-то, теперь не Перуна славить, а как в Царь-городе, старшим в ноги кланяться.

Повисло молчание.

Потом князь вздохнул.

– Да… вовремя мы. Ну давай, Завид, веди. Эй, Клек, принимай проводника!

Счастливый, похоже, не столько возможностью оправдаться за оплошку, сколько тем, что окажется подальше от лютого одноглазого, Завид стрелою вылетел за дверь.