Саймон сделал резкий вздох:

— Да разве требовалось от меня геройство, чтобы закрыть дверь конюшни после того, как лошади убежали?

Король окинул его любопытным взглядом.

— Ты руководствовался здравым рассудком. Никто не обвиняет тебя в том, что случилось в Пуне.

Никто кроме него самого. Поскольку никто, кроме него не осознавал чудовищность его ошибки. Он мог бы предотвратить разрушение Пуны, если б только…

Но возвращение к этому снова и снова ни к чему не приведет. Он извлек из этого урок, и теперь он хотел воспользоваться тем, что узнал. И исправить свои ошибки. Это было единственно правильным.

— Суть в том, — продолжал король, — что ты всё ещё не безразличен Луизе — я уверен в этом. И если ты уже однажды заставил её влюбиться в себя, то ты сможешь сделать это снова.

Дразнящая привлекательность этого встревожила его. Он не нуждался в таких, как Луиза Норт, сейчас в своей жизни.

— Ах, но я не хочу делать это снова.

— Даже если я гарантирую, что ты — следующий премьер-министр? Ливерпуль должен уйти в отставку после беспорядка на поле Сент-Питерсфилд[5]. Даже другие министры признают, что его уход успокоил бы народные массы.

И эти другие министры были еще хуже, чем Ливерпуль, но их можно было бы распустить, если бы Ливерпуль ушел. По мнению тех членов парламента, с которыми переговорил Саймон, общее настроение было таково, что все текущее правительство нужно заменить.

Возможно, в воздухе витал дух перемен. Возможно, наконец, настало время избавиться от гнили, пока это не привело к всеобщему краху.

Но это не означало, что Саймон мог полагаться в этом на Георга.

— И что вы сделаете, если Луиза откажется выйти замуж за меня или заявит, что я снова разбил ей сердце? — спросил Саймон. — Нет. Я не буду ещё раз рисковать своей карьерой. — Он проследовал к двери.

— По крайней мере, подумай об этом, — сказал король. — Если ты сделаешь это для меня, я клянусь, что ты об этом не пожалеешь. Но если нет… — Георг многозначительно умолк.

Чёрт подери, король всё ещё имел возможность создать кучу неприятностей. Но зачем ему было прибегать к угрозам относительно замужества Луизы? Это не имело смысла.

Возможно, Саймону следовало бы лучше изучить ситуацию прежде, чем он сожжёт все мосты.

— Я обдумаю это, — по крайней мере, пока он не узнает мотивы короля.

Так как, очевидно, он не добился правды от Георга, значит остался только другой источник — Луиза. Возможно, она знала, что вызвало беспокойство короля.

Скажет ли она ему, это другой вопрос. Он должен быть осторожнее в своих вопросах, но он получит ответы. Поэтому он не осмеливался следовать своим собственным планам, пока он не узнает точно, что затеял король.

И какое место соблазнительная и опасная Луиза Норт занимала в этом уравнении.

Дорогая Шарлотта,

До меня дошли только слухи о том, что произошло между мисс Норт и Фоксмуром. Да и какой джентльмен осмелится расспрашивать герцога об этом, после сражения в Кирки? Мне не хотелось бы попасть в немилость к человеку, чьи слова смогли побудить крошечное войско сипаев[6] вступить в бой с многочисленным врагом и одержать победу.

С дрожью в коленках,

Ваш кузен Майкл.

Итак, Его Высокомерие Герцог, по-прежнему является источником неприятностей. Это нисколько не удивляло Луизу.

Обезьяна, однако, была довольно шокирующей. И кому взбрело бы в голову взять обезьяну на общественное мероприятие? Только кому-то высокомерному, уверенному в радушном приёме, кому-то, кто любит отпускать комплименты, которые заставили бы покраснеть любую женщину.

— Насколько плохо? — спросил жалобный голос.

Луиза вздрогнула. Она должна была исследовать голову леди Трасбат, которая лежала теперь на её коленях.

— Я ещё не нашла это.

Она и баронесса сидели в гостиной Каслмейна. К её удивлению, после того как баронесса пришла в себя от обморока, она полностью отдала себя в руки Луизы, даже улеглась на дамасскую софу, когда они сюда вошли, чтобы Луиза могла осмотреть кожу её головы, пока слуга звал Регину. Получив такую неожиданную возможность быть полезной этой женщине, Луизе не следовало предаваться мечтам о Саймоне.

О боже, она не должна также думать о нем, как о Саймоне. Сейчас он был для неё герцог Фоксмур, и никак иначе. Если бы у неё была хоть капля здравого смысла семь лет назад, то она осознала бы это тогда, и неважно какие речи лились из его уст о её глазах и волосах, о том, что он чувствовал…

Чувствовал, ха! У этого мужчины нет чувств. Они были уделом простых смертных, а не великого герцога. Какой же она была дурой, что полагала иначе.

Но она, по правде говоря, должна быть ему благодарна. Из-за него она научилась быть разумнее, имитируя поведение Регины и других леди при дворе. В эти дни герцог не был единственным, кто мог скрывать истинные чувства за непроницаемой улыбкой. Хотя Луизе понадобились годы, чтобы научиться сдерживать свои изменчивые чувства, но она добилась этого, чёрт возьми. И сегодня вечером она одержала победу, обращаясь с могущественным герцогом сдержанно, как подобает леди.

Теперь только прекратили бы трястись её руки, дрожать внутренности и бушевать кровь в её венах. Она нахмурилась. Это несправедливо. Как этот негодяй-манипулятор всё ещё мог возбуждать её только одним волнующим взглядом таких обжигающих синих глаз? Ей этого не надо. Она, наконец, получила шанс с глазу на глаз поговорить с капризной баронессой, и этому лживому дьяволу ей не помешать.

— Я не могу найти рану, — сказала Луиза. — И обезьяна, кажется, оставила какие-то странные частички мякины[7].

— Это птичий корм, дорогая, — прощебетала баронесса.

— Птичий корм?

У женщины был птичий корм в волосах, силы небесные!

— Мои птицы — безобразные едоки, — сказала Леди Трасбат, как будто бы это всё объясняло. — Но, по крайней мере, они не нападают на людей без причины.

— Да, птицы — прекрасные домашние животные.

Когда они не оставляют свой корм в чьих-то волосах.