в моде, и цены там кусались. Соне доводилось в этом месте бывать, и она помнила, как порой посетители удивлялись количеству нулей на ценниках.

Иван предлагал заехать за Соней, но она сказала, что доберется самостоятельно. Идти было недалеко, короткой дорогой – минут пятнадцать-двадцать. Погода стояла великолепная. Сейчас, в середине мая, в город пришло по-настоящему летнее тепло. Проснулись комары. Соне по пути к клубу пришлось отразить несколько нападений мелких кровососущих. Тренькина в платье с открытой спиной представлялась кровопийцам желанной добычей.

Иван ждал Соню у входа в клуб, приглядываясь ко всем приходящим. Тренькина подошла с другой стороны, и ее молодой человек не видел. Соне показалось, что он сейчас куда менее спокоен, чем был на первом свидании. Однако, когда Тренькина подошла и поздоровалась, Иван вздохнул с видимым облегчением.

– Я боялся, что ты не придешь, – сообщил он Соне.

В клубе у Сони с Иваном оказался свой столик во втором, отделенном от танцпола зале. Здесь, чтобы поговорить, не приходилось перекрикивать орущую музыку. Танцевать Соня с Иваном выходили в основной зал, где немедленно оказывались накрыты звуковыми волнами чудовищной силы. Ваня отлично двигался, Соня едва за ним успевала. Тренькина видела, как другие девицы кидают на ее кавалера заинтересованные взгляды. Это Соне льстило.

Завершить вечеринку пара решила в четвертом часу. Ночь стояла тихая и очень теплая. Нагретая за день земля не спеша отдавала тепло. К Сониному дому вели два пути – кружной, более длинный, вдоль домов, и короткий, через парк, по которому Тренькина и пришла в клуб. Соня и сама не заметила, как они с Иваном уже оказались на одной из парковых дорожек.

В светлое время ничего страшного в пути через парк не было. А сейчас, вглядываясь в смутные силуэты деревьев и кустов, Соня вспомнила грохот в дверь, бледное лицо Седого, и, следом за ним, усталый взгляд Лени Иванова. По спине у Тренькиной побежали мурашки.

В клубе Соня практически не пила, не желая представать в невыгодном свете. Ваня тоже не увлекался спиртным, потому на его защиту можно было рассчитывать.

Иван, заметив Сонино волнение, покрепче взял ее за руку. Чуть позже он остановился, приобнял Соню, и поцеловал ее. Вероятно, Тренькиной стоило уступить порыву. Но Соня взвинтила себя накатившими воспоминаниями, да и губы эти были более жесткими, требовательными, и не было у них вкуса морошки. Тренькина прервала поцелуй.

– Что-то не так? – спросил Иван.

В голосе его промелькнули напряженные ноты.

– Нет, что ты. Прости. Я просто не ожидала.

– Ладно, – ответил он, пожав плечами.

Спустя несколько метров Иван внезапно приостановился.

– Смотри, у тебя ремешок разболтался, – сказал он, указывая на Сонины открытые туфли.

Едва Тренькина собралась наклониться поправить ремешок, Ваня жестом остановил ее.

– Нет, что ты. Позвольте вашу ножку, – сказал он.

Склонившись к Сониной ступне, Иван положил рядом свою сумку. Мужская сумка была квадратной, не очень большого размера. Из нее Ваня доставал в клубе портмоне. Тогда Тренькина восприняла сумку как данность. Понятно, что с кошельком в кармане танцевать не слишком удобно.

Сейчас, стоя с вытянутой вперед ногой, Соня наблюдала за действиями Ивана. Вот он подергал ремешок туфли, а потом потянулся к сумке. Вот в его руке что-то блеснуло. «Он перерезает сухожилия. И женщина уже не может убежать» – всплыли в памяти Ленины слова. В следующую секунду Тренькина отдернула назад правую ногу и тут же пнула ею Ивана по голени. Не ожидавший подобного молодой человек выронил зажатый в ладони нож, и Соня, не мешкая, пинком отбросила ножик куда-то в сторону. Он был маленький, вроде перочинного, со странно искривленным лезвием. Эти подробности помимо воли Сони откладывались в ее голове, а Тренькина уже разворачивалась, чтобы бежать.

Не успела. Иван, подскочив сзади, сильно дернул Соню за рукав платья. Ткань не выдержала и порвалась, а Соня потеряла равновесие и рухнула, заваливаясь на бок, на асфальт. Разбитые колени заныли, но Тренькиной было не до них. Моментально развернувшись, она оказалась сидящей на пятой точке. В таком положении Соня хорошо видела все происходящее, но радоваться оказалось нечему. На Тренькину с ножом в руке надвигался Иван.

Весь эпизод занял считанные секунды. Но в памяти Сони он остался глобальным и очень протяженным. Тренькина успела понять, что нож в руке Ивана не тот, что раньше. У этого было ровное прямое лезвие. Не столь длинное, чтобы не помещаться в мужскую сумку, но достаточное, чтобы убить или серьезно ранить человека.

Соня, всю жизнь совершавшая удивительные по непродуманности поступки, оказалась верна себе. Она не нашла ничего лучше, чем заорать. Кто мог услышать Тренькину в четыре часа утра на одной из боковых дорожек парка, где и днем-то люди бывают нечасто? А если и мог услышать, кто сподобился бы придти ей на помощь на слабо освещенной тропке? Был один такой помощник, да весь вышел. Точнее, до сих пор приходил в себя в реанимации районной больницы.

Но на Ивана крик подействовал. До того неторопливый в движениях, он подскочил как ужаленный и бросился на Соню. Схватив Тренькину за грудки, если можно было так назвать лиф многострадального платья, Иван притянул ее к себе и приблизил к Сониному лицу нож.

– Я не люблю, когда меня отталкивают, – прошипел он.

Лицо Ивана оказалось совсем близко от Сониного. Ее кавалера, совсем недавно столь приятного и галантного, душила злоба. «Он ненормальный» – подумала Тренькина и обреченно закрыла глаза. Наступало понимание, как следует действовать.

Руки у Сони были свободны, и Тренькина, прижатая к Ивану, завела правую руку ему за спину.

Иван собирался ударить, но Соня его опередила.

Маленький нож оказался у Сони во время падения. Тренькина свалилась прямо на него, и лезвие больно ужалило Сонино бедро. Переворачиваясь, Тренькина машинально зажала нож в ладони. Он лег как влитой.

В таком положении у Тренькиной был только один вариант – попасть в почку. Примерялась Соня старательно, но, видимо, промазала. Нож прошел чуть выше, вонзился, прорезав кожу и плоть как масло. Иван, вместо того, чтобы упасть, зарычал и закрутился на месте, пытаясь выдернуть нож из спины.

И вот тогда где-то рядом раздался топот ног, треск кустов, крики. А затем грохнул выстрел.

Тренькина скрючилась на заднем сиденье полицейского автомобиля. Сидящий впереди Леня разговаривал с кем-то злым голосом. Она никогда не слышала у Иванова такого голоса и не думала, что ее приятель умеет быть таким жестким. А Леня умел. Не мог не уметь, профессия такая.

Соня посмотрела на свои разбитые колени и порванные колготки. Поправила сползающий