мне, колыхая телесами. Я как раз сидела на краю бассейна, болтала ногами в воде и раздумывала, не искупаться ли. Когда женщина откинула никаб, на ее немолодом лице мелькнула высокомерная усмешка. Она молчала и возвышалась надо мной, как чертов памятник. А на меня напало какое-то жуткое ребячество, захотелось делать все наперекор. Посему я продолжила свое беззаботное занятие. Только бы не показать им все те эмоции, что раздирают меня изнутри. Вторая, та что повыше и постройнее, так же сняла никаб и оказалась гораздо моложе, нежели я ожидала. Лет тридцати пяти или около того. Она уродилась настоящей восточной красавицей, с прямым носом, золотисто-карими глазами, густо подведёнными чёрной краской, и по сравнению со своей старшей подругой выигрывала однозначно. Но на ее лице так же не мелькнуло и тени приязни ко мне. Молчание затягивалось. Потом женщины перекинулись несколькими словами на своем языке, и молодая все же обратилась ко мне на ломаном аранском:

— Как тебя зовут?

— Мария, — не стала упираться я.

— Я — Джахиза, мать Кирама. Это, — женщина кивнула на свою спутницу. — Азра. Бейгали господина Самира. Мы пришли показать твои обязанности. Пойдем.

Подчиняться не хотелось до одури. Но и смысла в открытой конфронтации я пока не вижу. Поэтому медленно встала. Сначала меня повели на кухню. В дверях Джахиза неожиданно остановилась, бросила через плечо:

— Мой сын слепой. Он не может делать многие вещи. Тем более в незнакомом доме. Тебе придётся стать его глазами, — сказано было тоном, замораживающим всё в радиусе километра.

Боже, дай мне сил не сорваться. Это всего лишь женщина, переживающая за своего «малыша». Но саркастичную усмешку все же сдержать не удалось.

— Что? — требовательно вопросила она.

— Я не просила об этой чести, не стоит так злиться. Уговорите вашего мужа отпустить меня и замените той, что вам придётся по душе. Я только спасибо скажу.

Ответом меня не удостоили. Битый час они объясняли, что и в какое время ест их драгоценная кровиночка. Как ухаживать за одеждой и мыть полы, меня тоже научили (не дай бог мальчик поскользнется). Показали, как должны быть расставлены флаконы в ванной и куда нужно класть носки и трусы. К третьему часу экзекуции я искренне ненавидела объект всей этой суматохи. Ещё только нянькой для избалованного подростка я не была! Также выдали ежедневник, в котором было расписание дня и разных встреч на несколько недель вперед. Кажется, постарались именно для меня — все надписи были сделаны на аранском.

— Ты должна следить за временем и напоминать ему расписание. У Кирама есть свой водитель, но иногда и тебе придется куда-то отвозить его, — с этими словами к ежедневнику добавился новенький навигатор и ключи от машины.

— Машина во дворе. Сейчас мы поедем и покажем тебе ближайший магазин. За продуктами будешь ездить сама.

Ого, мне дают машину? И надеются, что я даже не попробую сбежать?! Словно прочитав мои мысли, Азра, до этого всё больше молчавшая, сказала:

— Даже не думай, тебя поймают задолго до границы. Самир влиятельный человек, тебя вернут быстро. Хуже своим побегом сделаешь.

О том, что без бесследно пропавших документов пройти границу мне не светит в любом случае, все тактично промолчали. Что ж, я подумаю, что с этим можно сделать, позже.

— И ещё, — снова вступила в разговор мать «моего господина». — Держи.

Мне протянули яркую упаковку. Надписи на коробочке были для меня нечитаемы, поэтому оставалось лишь гадать, что внутри.

— Это таблетки. Чтобы детей не было, — ответила на мой немой вопрос Азра. — Бейгали может родить только после того, как появится наследник от жены.

Я просто потеряла дар речи. Родить? Секс? Вы серьезно?! С незнакомым слепым малолеткой? Господи, давно я так не смеялась. Женщины подождали, пока я успокоюсь. Затем Азра подошла вплотную ко мне и угрожающе прошипела в лицо:

— Ты сделаешь нашего мальчика счастливым. Иначе пеняй на себя.

И даже, несмотря на то, что женщина была ниже ростом и явно слабее, от её тона у меня появились премерзкие мурашки. В любом случае ЭТО я с ними обсуждать не намерена.

— Кажется, мы собирались в магазин, — я развернулась и уверенно пошла на выход, прихватив чёртов никаб.

КИРАМ

Паршивая выдалась ночь, уснуть удалось лишь под утро. Вот она — новая жизнь — на расстоянии вытянутой руки. Нетерпение смешивается с нервозностью в бурлящий коктейль. И хотя состояние довольно разбитое из-за недосыпа, проснулся я в прекрасном расположении духа. А почему нет? Мне восемнадцать и я начинаю самостоятельную жизнь. Страшно? Нет. Скорее волнительно, как оно все сложится. Так или иначе, пути назад нет, и не будет. Я должен справиться. Другого не дано. За завтраком мать начала было причитать, но отец довольно строго оборвал её, велел не портить мне праздник.

Вскоре после завтрака за мной приехали Иса и Джавад: гонки по пустыне на восемнадцатилетие — это святое. Казалось бы, в чём для меня может заключаться интерес, если я не вижу ни черта? Но попробуйте закрыть глаза на огромной скорости, когда машина срывается с гребня бархана, чтобы рухнуть в пропасть, а потом снова взмывает вверх. Ощущения непередаваемые. Гул мощного мотора и шорох песка, вылетающего из-под колес, бешеная тряска и тягучие мгновения, когда кажется, что внедорожник вот-вот завалится на крышу, форсируя слишком крутой склон. Пару часов мы провели в пустыне, угробив одно колесо, но остались довольны. Потом большой праздничный обед в кругу друзей в ресторане. Хотя друзей у меня не так много. В основном это знакомые по клубу, где я тренируюсь, и пара ребят, с кем я был дружен в детстве, ещё до аварии, близких всего трое. Время пролетает незаметно за живой беседой, под крепкий кофе и хороший кальян. Мы вспоминаем разные проделки из своего детства, планируем, чем заняться завтра и обсуждаем мой выход финал, куда же без этого. День выдался бодрый, заряженный смехом. Но под конец шутки парней, которые к слову в основном старше меня, начинают напрягать. Ну, вот это всё: «Наконец наш малыш станет настоящим мужчиной», «Рассказать тебе, как обращаться с девушкой, мелкий?» и т. д. и т. п.

Под вечер друзья привозят меня домой, где ждёт шикарный стол, и собралась вся родня. Тут уже не так весело и возникает огромное желание поскорее уехать. Традиционные застольные речи мало кого могут воодушевить. Когда слово берёт Рашид — двоюродный дед — это желание становится почти непреодолимым. Рашид умеет говорить долго и нудно. К тому же терпеть меня не может и постоянно норовит задеть. Но делает