Он достал из кармана паспорт, из паспорта — повестку и развернул ее.

— Нет тут никакой ошибки, Петр Игнатьевич, — сказал Жаров. — Вас вызвали и вы пришли.

Зайцев нервно дернул плечом.

— Да нет. Ошибка не в этом, — он направился к Жарову, размахивая повесткой.

— Стоять! — довольно мирно произнес Пилипенко. — Следователь — это я. А ты, значит, и есть означенный убийца Зайцев?

Тот округлил глаза:

— А что, если вы будете обращаться ко мне на вы, гражданин следователь?

— А я с убийцами всегда на ты. Вы ж для меня — свои люди.

— А я не убийца. Вот в чем и есть большая, трагическая ошибка.

Пилипенко потряс бумагами, которые держал в руках.

— Да? Ладно, будем пока на вы. На всякий случай. Так, говоришь, не убивал? Вы всегда так говорите. В смысле, я хотел сказать, вы, сударь, тогда, пять лет назад не убивали гражданочку Куроедову?

— Нет.

— Вашим кухонным ножом, любезнейший?

— Нет. Это сделал кто-то другой.

— В вашей собственной квартире, сердечный.

— Это была ошибка.

— Ошибка суда? Или ваша собственная, когда вы своим кухонным ножом… Не по назначению воспользовались?

Зайцев всплеснул руками.

— Я не убивал, честно! Но мне никто не поверил. Когда я пришел домой, она уже была мертвая.

Жаров сделал пригласительный жест:

— Да вы присаживайтесь. Расскажите все по порядку.

Зайцев так и сделал, правда, не совсем понял, откуда начинать свой рассказ:

— Мы с Натальей работали вместе. Я мастер на винзаводе, а она контролером в портвейновом цехе была. В общем, мы полюбили друг друга…

— Вы лучше нам про день убийства расскажите.

Глаза Зайцева остекленели, поскольку он углубился в далекое прошлое.

— Она должна была ко мне придти, как обычно, в четверг, — начал он глубоко повествовательно. — Она раньше по четвергам во вторую смену была, потом ее перевели, а муж не знал. Вот она ко мне и ходила. У нее ключ был. Она приходила на полчаса раньше и ждала меня. Вот, пришел я, как обычно, говорю с порога: «Здравствуй, моя бесценная!» А она на кровати лежит, и нож в груди.

— На котором были обнаружены ваши отпечатки пальцев, — сказал Пилипенко, листая бумаги на столе.

— Ну, конечно! — воскликнул Зайцев. — Это же был мой нож. Для хлеба. Я ничего не соображал. Хотел было вызвать милицию, но передумал. Испугался.

— Правильно испугался. Сразу бы и взяли.

— Поэтому и побежал на автовокзал. Сел в маршрутку, поехал к матери в деревню. А первым делом, вина махнул бутылку. И в дороге — тоже. И там залег на неделю. У матери в доме меня и нашли. Дальше — КПЗ, суд, всё как во сне. Всё было против меня. Так и посадили ни за что. Судья меня сразу невзлюбил: ведь я же любовник!

— Увы. Часто, вместо того, чтобы разобраться в фактах, они выносят свое моральное суждение.

Зайцев вдруг резко наклонился к следователю через стол.

— Вот что я вам скажу. Ее убил муж. Больше некому. Но у него было какое-то там алиби. Да и никто его всерьез не подозревал.

— Он знал о ваших отношениях с убитой?

— На суде говорил, что нет. Но ведь мог и узнать, правда?

Зайцев вышел из дверей управления, глянул на небо, поднял воротник. Ветер полоскал его плащ, вдруг маленький смерч из осенних листьев поравнялся с идущим, несколько секунд они оба шли рядом — Зайцев и смерч. Жаров видел эту картинку из окна, вдруг какая-то догадка шевельнулась в голове: именно от этого словосочетания: Зайцев, ветер, смерч… Как всегда, смутная мысль мелькнула в голове и как всегда, что-то развернуло ее ход: в данный момент — мерное постукивание пальцев следователя по столешнице…

— Если Зайцев невиновен, то этот Куроедов — просто синяя борода, — сказал Пилипенко. — Выбирал невест с достатком, по-разному их умерщвлял. Продавал их квартиры, переезжал из города в город. Последний раз даже ухитрился подставить и посадить любовника. А сейчас заточил на очередную жену.

— А если эту женщину все же убил Зайцев? Я понимаю, почему тебе хочется верить в его невиновность.

— Я всего лишь раздумываю, — огрызнулся Пилипенко, ясно читая мысль друга.

— На самом деле, если убийца — Зайцев, то придется тебе признать, что «покрывало вдовы» — реальность. Одна женщина отравилась водкой в Днепропетровске, другая покончила с собой в Харькове, третью убил любовник в Алуште. Точно — покрывало вдовы, кармическое заболевание, которому подвержен не кто иной, как Куроедов.

Пилипенко резко встал, навис над столом, над Жаровым. Сказал:

— А знаешь, есть такое заболевание: алкогольный бред ревности?

— Правда? — Жаров заморгал от неожиданности жеста следователя.

— Точно. Можешь посмотреть в своей Википедии. Что-то вроде того: алкоголик ревнует жену, проверяет ее белье, фантазирует и так далее.

— Ну, допустим, и что?

— Значит, допускаешь? — зловеще прошептал Пилипенко. — А если я тебе скажу, что никакого алкогольного бреда ревности нет?

— А Википедия?

— Просто переписывает Большую Советскую энциклопедию.

— Тем более — совсем уж авторитетный источник.

— Да? А кто писал туда статьи?

— Врачи, наверное.

— Врачи-мужчины или врачи-женщины?

— Большинство врачей, конечно, женщины. И что это значит?

— А то, что эта болезнь выдумана. Почему именно бред ревности? А не бред, скажем, страха ночных грабителей? Или злобных гомосексуалистов?

— В самом деле — не ясно.

— То-то и оно. Дело обстоит так. Алкоголик опускается, становится слабым как мужчина. Проще говоря, у него плохо стоит. И, разумеется, жена такому мужчине изменяет. И конечно же, он замечает признаки измены. И поэтому ищет доказательства, и вправду роется в белье. И врачи-женщины пишут диссертации об этой якобы болезни. Полностью солидарные со своими сестрами по несчастью.

— Ты хочешь сказать, что и с покрывалом вдовы что-то в этом роде?

Пилипенко с грустью посмотрел на друга.

— Как ты думаешь, сколько в мире происходит совершенно невидимых убийств? Таких убийств, которых никто просто не замечает. Умер человек и все. И чаще всего муж убивает жену или наоборот. Уж поверь мне как профессионалу. Вот и появляются мужчины и женщины, у которых супруги якобы мрут как мухи. Отсюда и возникла гипотеза, что существует какое-то там покрывало вдовы. Но я выведу этого паука на чистую воду. Сейчас же запрошу по межгороду дела по первым двум женам. Посмотрим, что это было за самоубийство и отравление дешевой водкой.