class="p1">– Мамочка, родненькая, не отдавай меня бабушке.

– Ну, хорошо, тогда вот что мы сделаем. Мы убьём нашу бабушку.

Смотрит Глаша на маму, а она уже и не плачет совсем, а только улыбается странно.

– Глаша, – говорит мёртвая мама. – Зайди к бабушке в комнату, пока она спит, возьми у неё брошку с красным рубином, а иголку воткни ей в шею.

Страшно Глашеньке маму ослушаться. Пошла она к бабушке в комнату. Заходит, а в темноте телевизор мерцает. В телевизоре ведущий усатый кричит сквозь помехи:

– Приз! Банкрот! Барабан! Сектор!

А бабушка – непонятно – спит или смотрит. Подошла Глаша к стулу, на котором бабушкино платье с брошкой висит. А бабушка возьми да и проснись.

– Тебе чего?

А Глашенька молчит.

– Чего тебе? – снова крикнула бабушка. – Пошла прочь.

Но Глашенька стоит, не идёт.

Тогда бабушка из кровати своей вылезла и пошла на Глашу.

А Глаша вынула брошку – и ударила бабушку сорок девять раз. И в глазик, и в носик, и в ручку, и в щёчку, и в шейку, и в змейку. И всё вокруг залилось красным вареньицем.

Потом Глаша закопала бабушкино тело у них за домом, а вареньице вытерла тряпкой. И стала жить-поживать да добра наживать.

Маша и тени

Переехала Маша в новый ЖК в Коломенском. Называется ЖК «Солнышко». Только солнышка там и нет никакого! Одни дома до неба. И окон так много-много. Как звёзд. Да только не горят ещё окна. Одно окно только горит. Машино.

Вот выходит Маша на площадку играть и никого не встречает.

Покаталась Маша на качелях круглых.

Потом на каруселях. Там ногой отталкиваться можно.

Потом в песочке мокром посидела, на окна тёмные посмотрела.

Весело.

А ветер всё дует: фьюююю… фьюююю…

Вот уже темно становится. Пора домой.

Но Машина мама телефон пальцем листает, домой не хочет.

А ветер всё дует: фьюююю… фьюююю…

Смотрит Маша на чёрные окна, а потом – на пятьдесят девятый этаж.

Это Машин этаж.

Смотрит – и вдруг из её окна тень выползает. И к Маше ползёт.

А потом – ещё тень.

А за ней другая и третья.

Выползают тени из Машиного окошка и к Маше ползут, как змеи.

Хочет Маша маму позвать. Но мама далеко сидит на лавочке, не видит ничего и не слышит. У неё телефон в глазах отражается.

Пошла тогда Маша к маме. Но тени уже совсем близко, не пускают её. Ползут они медленно к Маше и тихо шипят вот так:

шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш

Тогда Маша опять на площадку пошла. Где бы ей спрятаться?

А тени всё лезут и лезут. И нет им конца и края.

Вдруг смотрит Маша – труба железная, чтобы кататься с неё. Да такая высокая – как дерево высокая! Тени туда точно не залезут.

Но залезать наверх сложно. Это для больших уже горка, а Маша маленькая. Там по паутинке из канатов, это сложно.

А тени всё ближе и ближе. И шипят вот так:

шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш

Делать нечего. Полезла Маша по паутинке. Ползёт, вниз не смотрит. Вдруг чувствует – холодно её ножкам стало.

Смотрит – а это тени внизу прыгают, Машу за ножку схватить хотят. Хватают – и вниз опять падают. Вот ножке и холодно.

Испугалась Маша.

Соскользнула у неё ножка.

Полетела Маша вниз.

Но успела рукой схватиться за канатик.

Отдышалась, покрепче за канатик взялась – и залезла в трубу.

Смотрит вниз – а тени внизу стоят, на Машу смотрят. И шипят вот так:

шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш

– Эй! – крикнула Маша в трубу. – Кто-нибудь там есть?

– Есть? Есть? Есть? – ответило эхо.

Маша села и поехала вниз.

Вот едет она по трубе, а труба всё не кончается. А вокруг – всё темнее и темнее становится.

Испугалась Маша, закричала громко:

– Мааамааа!

Но мама не слышит её – сидит в телефоне, инстаграм лайкает.

А Маша всё быстрее разгоняется. И труба гудит, как пароход, оттого, что Маша быстро по ней едет:

уууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууу

Закрыла Маша глазки, лежит, открыть боится.

Вдруг слышит – музыка играет красивая. Она эту песню уже слышала. Это папина песня любимая!

Приоткрыла Маша глазки – а впереди синеет что-то, блестит.

И вдруг – баааааам!

Это Маша из трубы в водичку тёплую упала. Лежит под водой, не двигается, из водички на небо летнее смотрит, папину песню слушает. А на небе солнышко яркое.

Этим летом они с папой в Волноград ездили и там в бассейн тоже ходили. Вот было здорово!

Смотрит Маша – а она опять в том бассейне. И лето, и папа весёлый стоит в мокрых шортах и кричит ей, и смеётся:

– Класс, Машк! Классно было?

А пароход на реке гудит:

БУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУ

Маша сначала не поняла, глядит из-под воды, а потом смотрит – папка! Да это же папка! Вот классно! Папка, папка, миленький! И Маша вынырнула и как на папу набросилась – и давай целовать, обнимать да гладить.

– Папка! – кричит Маша.

– Машка! – кричит папа, хватает её и подбрасывает до самого неба.

Потом они ещё в бассейне поплавали. Брызгались и в прятки играли. А папа песню свою пел. И Маша ему подпевала. А ещё папа Машку на ручках держал, а она плавала.

Маша так смеялась, что ей какать захотелось. Она и говорит папе:

– Пап, я щас обкакаюсь.

И они засмеялись вдвоём.

– Пойдём мороженое есть, – говорит папа.

– Пойдём!

И пошли.

Вот идут они по пляжу, где они летом в Волнограде купались. Только сейчас тут нет никого. Одни волны шипят у берега:

шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш

– Пап, – говорит Маша, – а куда все делись?

А папа молчит. Смотрит Маша, а он ей подмигивает так хитро. И хихикает над чем-то.

Хи-хи.

Хи-хи-хи.

Хи-хи-хи-хи.

Но Маше не смешно совсем.

– Это не смешно, – говорит Маша.

А волны всё громче шипят:

шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш

А папа