Вдобавок с ней в экипаже сидел еще кто-то… нет, похитителей было двое.

Оставаясь в той же позе, в которой проснулась, — развалившись в углу кареты, со свесившейся на грудь головой, — Элиза призвала на помощь все подвластные ей чувства и обратилась в слух. Но маневр этот не слишком-то ей помог. Единственное, что не вызывало сомнений, — рядом на подушке кто-то сидел, и еще один человек расположился напротив. Дождавшись, когда карета сильно накренится, Элиза чуть склонила голову набок и с великим трудом приоткрыла глаза, чтобы взглянуть из-под ресниц на злоумышленников.

Напротив нее сидел мужчина, одетый как джентльмен. Его строгое длинное лицо с квадратным подбородком обрамляли изящно подстриженные темные волнистые волосы. Он казался высоким, хорошо сложенным.

Элиза решила, что это он притянул ее к себе в темной гостиной. Его огромная ладонь прижала к ее носу ту ужасную зловонную тряпку…

При воспоминании о тошнотворном запахе, исходившем от тряпицы, ее голову пронзила резкая боль, желудок свело судорогой. Элиза сделала глубокий вдох, борясь с дурнотой, и, отогнав неприятные воспоминания, скользнула взглядом по фигуре рядом с собой.

Это была женщина. Элиза не могла увидеть ее лица, не подняв головы, но, судя по платью, прикрывавшему ноги похитительницы, то была горничная. Служанка знатной дамы, возможно, камеристка. Черная ткань ее платья была слишком дорогой, обычная домашняя прислуга не носит такие наряды.

Так же было и с Хизер. Похитители приставили к ней служанку. Это убедило Кинстеров, что за похищением стоял какой-то аристократ. Кому еще пришло бы в голову подумать о горничной? По-видимому, и на этот раз действовал все тот же злоумышленник. Возможно, мужчина, сидевший напротив Элизы, и был тем самым высокородным злодеем?

Вновь украдкой оглядев незнакомца, Элиза засомневалась. Сестру схватили наемники, и хотя похитители Элизы разительно отличались от грубых головорезов, о которых рассказывала Хизер, все же складывалось впечатление, что они выполняют чей-то приказ.

Мысли ее понемногу начинали проясняться. Дурнота отступала.

Если за похищением стоят те же люди, что покушались на Хизер, ее повезут на север Ирландии, подумала Элиза и, скосив глаза, посмотрела на улицу, видневшуюся в окне кареты. По-прежнему притворяясь бесчувственной, она украдкой наблюдала. Потребовалось некоторое время, чтобы убедиться: экипаж мчался не по Большой Северной дороге, ведущей в Эдинбург. Элиза узнала окрестности: ее семья обычно ездила этим путем, чтобы навестить леди Джерси в Остерли-Парке.

Ее везли на запад. Быть может, похитители вовсе не собирались увозить пленницу далеко за пределы Лондона? Но если злоумышленники выбрали не северное направление, то как семья узнает, где ее искать? Братья наверняка решат, что ее увезли на север… как только поймут, что сестру похитили.

Кто бы ни были эти незнакомцы, в уме и храбрости им не откажешь, неохотно признала Элиза. Братья и кузены не спускали с нее глаз. Ее охраняли строже, чем остальных сестер Кинстер, но в Сент-Айвз-Хаусе, в этой неприступной крепости, ей ничто не угрожало, и стражи ослабили бдительность.

Никому и в голову не могло прийти, что похитители осмелятся вторгнуться в герцогский дом, тем более в день торжества, когда особняк полон гостей, домочадцев и многочисленных слуг, хорошо знавших Элизу.

Несмотря на былые жалобы и ворчание, Элиза дорого заплатила бы, чтобы увидеть Руперта или Аласдера, или даже одного из своих заносчивых кузенов, скачущего во весь опор наперерез карете.

Назойливая опека родственников не раз выводила ее из терпения. Верные стражи ни на минуту не оставляли ее одну. Где же были теперь ее защитники, когда она так отчаянно в них нуждалась? Элиза встревожено нахмурилась.

— Она очнулась, — заговорил мужчина.

Элиза тотчас притворилась спящей. Она неподвижно застыла, не показывая, что слышала хотя бы слово.

Женщина придвинулась ближе, и Элиза почувствовала на себе ее пристальный, испытующий взгляд.

— Вы уверены?

Эта особа определенно служила камеристкой у знатной дамы, на это указывал ее безукоризненный выговор. Она обращалась к собеседнику как к равному, и Элиза утвердилась в подозрении, что незнакомец всего лишь наемник, а не таинственный шотландский лэрд, стоявший за похищением Хизер.

После небольшой паузы мужчина ответил:

— Она притворяется. Дайте ей настойку опия.

«Настойку опия?»

— Вы говорили, он не хочет, чтобы девушке давали зелье. Он велел заботиться о ней.

— Так и есть, но нам нужно поторапливаться, а значит, девчонка должна уснуть. А он все равно не узнает.

«Кто «он»?»

— Ладно. — Женщина порылась в сумке. — Вам придется мне помочь.

— Нет!

Элиза подала голос в надежде, что сумеет убедить похитителей не поить ее дурманящим настоем, но переоценила свои силы. Ее крик прозвучал чуть слышно, словно хриплый шепот. Она попыталась оттолкнуть черноволосую темноглазую женщину, склонившуюся над ней со склянкой, в которой плескалась коричневатая жидкость, но руки ее не слушались.

В следующее мгновение мужчина навалился на Элизу. Стиснув ее запястья одной рукой, он обхватил ладонью ее подбородок и рывком поднял голову.

— Быстрее!

Элиза силилась сжать губы, но похититель раздвинул их, сдавив пальцами уголки ее рта, а служанка ловко влила настойку.

Элиза старалась не глотать, но жидкость просочилась сквозь зубы…

Мужчина держал ее, пока она не ослабела под действием опиума, а ее голова не отяжелела…

Когда Элиза вновь пришла в себя и обрела способность думать, прошло, казалось, несколько дней. Она понятия не имела, сколько именно. Похитители держали ее одурманенной. Она лежала без чувств в уголке, словно груда тряпья, пока карета мчалась безостановочно все вперед и вперед.

По телу ее разливалась странная слабость. Не открывая глаз, Элиза медленно перебирала в уме разрозненные обрывки воспоминаний о кратких проблесках сознания между длинными провалами беспамятства, вызванными снадобьем. Ее увезли из Лондона по западной дороге, это она помнила. Потом… на рассвете карета миновала Оксфорд.

После первой щедрой дозы опиума похитители отмеряли зелье более скупо, держа пленницу одурманенной и сонной, неспособной даже пошевелиться, не то что бежать. Элиза смутно помнила мелькавшие за окном здания, церковные шпили и рыночные площади, но единственным городом, запомнившимся ей отчетливо, был Йорк. В окне кареты показался Йоркский собор, Элиза узнала его. «Вроде бы… это было сегодня утром», — подумала она. Колокола звонили так громко, что она очнулась от сна, но потом карета свернула в сторону, выехав из городских ворот, и Элиза вновь провалилась в забытье.

Это было ее последнее пробуждение. Теперь же… безвольно свесив голову, не в силах поднять веки, Элиза замерла, чутко впитывая запахи и звуки.