И даже если в холодильнике посудомойки с давно потухшим взглядом едва ли могут очутиться перепела и крабы, пусть Джузеппе считает, что было именно так. Может быть, он ужасно проголодался, может быть, она умела вводить людей в транс, но скорее всего, он просто наконец разглядел, что у нее красивый рот.

Скорее всего, на столе будут обычные пельмени, из гастронома через дорогу, с сероватым мясом внутри, и кабачковая икра из ловко вспоротой ножом банки, и какой-нибудь не первой свежести вафельный торт.

И когда он, сытый и румяный, откинется в подушки, Аэлита вдруг застесняется запаха пота и ангоровой кофты в катышках. Она примет душ, наскоро побреет подмышки и переоденется в потрескивающий током пеньюар.

Она будет любить беспомощного Джузеппе с отчаянной страстью амазонки, а потом уже он сам будет ломать ее спиной старый чешский диван. Потому что обнаженная Аэлита окажется куда более интересной, чем одетая: у нее крупная белая грудь и массивный, не стесняющийся занимаемого пространства, оттопыренный зад, и изящные щиколотки, и круглый живот, и розовые ногти.

Утром она подаст Джузеппе чай с молоком, а потом затащит его на дачу в Апрелевке. В пропахшей мочой и копчеными сухариками электричке он будет умолять: «Красная площадь!.. Арбат!», но

Аэлита строго скажет: «Русская природа. Баня и веник. Озеро. Водка». И он подчинится крутобедрой амазонке, потому что итальянцы как раз предпочитают женщин строптивых и властных.

Через неделю она получит в подарок кольцо, которое ей решительно не понравится, – и кто придумал это белое золото, оно же на серебро похоже, а я хочу, чтоб золото-золото, чтобы сияло и бросалось в глаза. И увезет он свою Аэлиту в маленький приморский городок в провинции Калабрия, где она выкрасит волосы в черный, накупит пышных юбок и остаток жизни будет королевствовать в принадлежащей ему, например, пекарне.

Аэлита, которую в реальности наверняка звали Таней или Олей, спала напротив меня в вагоне метро и даже не подозревала, какую судьбу я ей приготовила. Она и правда выйдет на «Боровицкой» и сонно куда-то пойдет – по направлению ли к мандариново-бергамотовым берегам Калабрии или в свою тесную квартирку с лоснящимся диваном, на котором давно никто никого не любил.

В мой утренний сон ворвался звонок телефона. Как многие творческие фрилансеры, я – сова, безнадежная. Те, кто смеет побеспокоить меня раньше полудня, навсегда попадают в черный список моего телефона, и я ненавижу их страстно, как средневековые ведьмы ненавидели инквизиторов.

А если кто-то из них еще и здоровается со мною бодрым голосом придурочного радиодиджея – ненавижу вдвойне.

– Привет, – сказал незнакомый голос, мужской. – Это Олег. – И помолчав несколько секунд, добавил: – Ну, тот Олег, из бара.

Вместо того чтобы с привычным «Подите к черту» отключить телефон, я зачем-то хрипло ответила:

– Ну привет, тот Олег.

Многими днями позже я вспоминала эту ситуацию и недоумевала – ну почему такая опытная, даже можно сказать, прожженная женщина, как я, проигнорировала сигнал alarm – раз мне, сове, показалось возможным вступить в утренний диалог с почти незнакомым человеком, значит, этот человек потенциально опасен.

Но вместо того, чтобы держаться от него подальше, я спустила ноги с кровати, протерла кулаком глаза и попыталась придать своему голосу если не бодрость, то хотя бы томную куртуазность. Мне всегда казалось, что брюнеткам вроде меня идет легкая хрипотца.

– Ну и зачем ты мне звонишь?

– Спишь еще, что ли? – рассмеялся он. – У тебя голос, как у алкаша запойного… Саш, а ты помнишь, что мы договаривались об ужине?

– Ты так и не помирился с женой, что ли?

– Ну во-первых, я не уверен, что мы вообще на этот раз помиримся. А во-вторых, я тебе что, как мужчина нравлюсь? – поставил он меня в тупик.

– В смысле?

– Ну если ты считаешь, что моя жена может помешать нашему ужину… Выходит, ты имеешь на меня какие-то планы? – Он откровенно издевался, это было весело.

– Как мило, может, тогда все вместе встретимся, втроем? Узким дружеским кругом?

– Значит, ты передумала? Наверное, пошла опять в бар, и на этот раз за твоим столиком сидел не байронический, а раблезианский персонаж.

– Все так и было… Ладно, а куда мы идем ужинать?

– «Куда» – вопрос для Москвы второстепенный, давай для начала определимся с «когда». Потому что завтра я уезжаю к бизнес-партнеру в Финляндию.

– Вот как. А что же тогда звонишь? – удивилась я.

– Чтобы, если в эти дни действительно встретишь раблезианского персонажа, ты не забыла обо мне… Что насчет восемнадцатого?

Заварила кофе покрепче, уселась с чашкой на подоконнике. Внизу полуденная Москва кипела, как бульон. Все куда-то спешили – на бизнес-ланч, вестимо. Деловые, суетливые, в строгих костюмах, по самую маковку погруженные в этот нервный город, привечающий шулеров и дельцов и жестокий к рохлям.

А у какой-то девушки, хмурой, красивой и совсем молоденькой, отломился каблук. Она стояла, прислонившись к забору – одна нога обута, туфелька в руке, – и не знала, что делать дальше. Нежный румянец, волосы золотые, из-под дешевой искусственной шубки выглядывает простое синее платье.

Мне захотелось спуститься и дать ей денег на такси. Все шли мимо и почему-то никто не останавливался, чтобы помочь, хотя, будь я мужчиной, я бы схватила такую в охапку и потащила сначала в обувной, потом в консерваторию, потом – через койку, конечно, – в ЗАГС. Пока она еще умеет расстраиваться из-за туфель.

Допив кофе, я не выдержала и действительно спустилась вниз. Подумала, что заодно неплохо бы купить во французской кофейне напротив дома горячих круассанов с сыром. А то в холодильнике шаром покати, а желудок имеет обыкновение просыпаться через пару часов после меня самой – и, точно древнее жестокое майанское божество, немедленно требует жертвенной крови на алтаре.

В подъезде встретила соседа, дядю Пашу, который сначала дружелюбно поздоровался, а потом не менее дружелюбно сообщил, что с ненакрашенными ресницами я выгляжу старше.

Вернувшись, позвонила Лере.

Когда знаком с кем-то столько лет, китайские церемонии воспринимаются раздражающе лишними. Как секс в пижаме.

– Представь себе, мне понравился мужик, но он женат, – не поздоровавшись, сказала я в трубку.

– Ну что за детский сад, Кашеварова, – Лера зевнула. – Как это скучно и предсказуемо.

– Даже не хочешь спросить, где я его откопала, как его зовут, чем он пахнет и как хотя бы выглядит?

– А то я и так не знаю, Кашеварова. Откопала ты его в каком-нибудь баре, как обычно у тебя и происходит все те долгие годы, с тех пор как ты поняла, что сайты знакомств только выглядят как гастроном с деликатесами, а на самом деле являются иллюзией. Зовут его наверняка посредственно, но мужественно. Пахнет как минимум сандалом, но скорее всего – чем-то эстетским и сложносочиненным от Comme des Garsons. Все, как тебе нравится. Выглядит – наверняка темноглазый брюнет, на других ты почти никогда не клюешь.