кожаных штанишках и обтягивающей майке, приветствовал Джесси дружеским поцелуем и восхищенными воплями. После этого они долго обменивались комплиментами, а я тряслась от страха.

С меня стянули пальто, облачили в черную блестящую пелерину и усадили в старомодное (весьма неудобное) кресло, которое вызывало очень неприятные ассоциации с кабинетом гинеколога. Меня не переставала мучить мысль, что кресло сейчас опрокинется и явит миру мое бельишко.

— Ну, Рассел, что скажешь? — спросила Джесси, когда они наконец прекратили обниматься и чмокаться.

Оба внимательно изучили мое отражение в зеркале, а я собралась с силами и предложила слегка подровнять волосы. Зря старалась — если бы я молчала, эффект был бы такой же.

— Радикально! Несомненно. Совершенно новый цвет и радикально, радикально, ра-ди-каль-но, — пропел Рассел и щелкнул ножницами.

— Насколько радикально? — пропищала я.

Джесси зловеще рассмеялась и велела мне ни о чем не волноваться:

— Рассел — гений. Так что расслабься и получай удовольствие.

Ха, подумала я. Да я лучше соглашусь зуб удалить. Тем не менее я безропотно позволила отдать себя на заклание колористу.

— А еще надо успеть по магазинам! — радовалась Джесси. — Значит, так. Щедрый Дэйви оставил тебе кучу деньжищ, и я предлагаю составить небольшой гардероб, в который войдет и вечернее платье, а не бухать все на одну вещь, которую ты вряд ли наденешь дважды. Что скажешь?

— Ну… м-м-м…

— Вот и славно. Тогда я отправляюсь на поиски одежды и оставляю тебя тут. Ты какой размер носишь? А обувь? Хорошо. А в каком состоянии твое белье? Ох, и я надеюсь, ты не слишком привязана к образу библиотекарши-замухрышки? Потому что я уверена: мы можем найти тебе амплуа и получше.

Большая часть посетителей парикмахерской рассматривала меня с нескрываемым интересом, и я буквально пылала от стыда.

— Джесси, ты не могла бы говорить еще громче? — пробормотала я.

К моему изумлению, почти все присутствующие тут же начали давать советы, куда Джесси лучше пойти за покупками.

— О, полная смена имиджа, как интересно…

— Ах, как бы я хотела, чтобы мне кто-нибудь такое устроил.

— Сейчас отличные распродажи в…

— Если ищете обувь, я видела отличные сапожки в «Хоббс».

— Если назовете в «Браунс» мое имя, вам дадут десять процентов скидки.

Джесси со смехом всех поблагодарила, поцеловала меня в щеку, пообещала вернуться через пару часов и энергичным галопом понеслась к выходу. На полпути к дверям она резко затормозила, оглянулась и спросила:

— Поппи, есть ли такой цвет, который ты терпеть не можешь?

В ответ все стали выкрикивать свои самые ненавистные цвета, а Рассел сказал:

— Имей в виду, что к твоему приходу она уже будет янтарно-бронзовой шатенкой, так что не покупай ничего желтого.

Янтарно-бронзовой шатенкой? Я?

— Темно-синий! — выдавила я. — Ненавижу этот цвет, он напоминает мне мою школьную форму.

— Мне тоже, — вставила женщина, сидящая в соседнем кресле.

— А у нас была коричневая, — откликнулась другая. — До сих пор не ношу ничего коричневого.

Кажется, я заразила всех прустовским[2] настроением, и вскоре мы уже говорили о фобиях, вызванных цветом школьной формы, и делились воспоминаниями о жутких школьных временах.

— А помните эти ужасные уроки физкультуры?!

— Ой, не напоминайте мне!

— Юбки-брюки!

Все дружно рассмеялись. Потом мы плавно перешли к школьным обедам. Моему удивлению не было предела — я сидела в одной из самых модных парикмахерских Лондона и разговаривала с людьми. Однако это длилось недолго, поскольку вскоре я снова оказалась в руках Рассела.

— Давно с Джесси знакома? — спросил он, вываливая мне на голову вонючую субстанцию.

Я объяснила, что ее магазин находится рядом с нашим, и что она — самая стильная женщина на свете, и что мне предстоит поехать к родственникам Дэйви.

— Радикальные перемены пойдут тебе на пользу. Женщинам это всегда на пользу. С новой стрижкой ты станешь кем пожелаешь, нет проблем.

«Да что вы говорите? — подумала я. — А если мне захочется стать нейрохирургом, тоже нет проблем?» Но вслух я, конечно, ничего подобного не сказала, лишь молча кивнула и скорчила благодарную мину. Опять я сама с собой разговариваю. Пора с этим кончать.

— Видимо, шеф тебя обожает, раз такое устроил, а? — чирикал Рассел. — Или он запал на тебя?

В ответ я только и смогла, что хихикнуть. Представляете, вот умора — Дэйви на меня запал.

— Нет, что вы. Он гей. К тому же он ведет не слишком активную личную жизнь, ну вы понимаете…

Эй, я только что во всеуслышание объявила об отсутствии у Дэйви личной жизни! А как у самой на этом фронте, а? Я-то что знаю о такой штуке, как личная жизнь? Мое последнее свидание с более или менее близким физическим контактом состоялось в те времена, когда Джордж Майкл только-только начинал свою карьеру. Словом, очень-очень давно. Так давно, что я уже и надеяться перестала, и если вам это интересно, я даже и не скучаю по тем временам. В общем, скажу так: секс мне не требуется…

Голова уже чесалась нещадно, и я спросила Рассела, долго ли мне еще так сидеть.

— Пока не достанет вконец, — ухмыльнулся он. Потом всучил мне журнал и предложил угоститься кофе или рюмочкой сливочного ликера, раз уж дело идет к Рождеству. Я отклонила оба предложения и принялась листать журнал, содрогаясь от мысли, что мои волосы сначала станут зелеными, а потом и вовсе выпадут.

Вскоре я наткнулась на статью о том, как выбирать подарки, и с ужасом сообразила, что мне же нужно закупить подарки для всей родни Дэйви. Но что? И на какие шиши? Я начала мысленно составлять список. Естественно, Дэйви — но что ему подарить? Ему же не угодишь. Во-первых, у него все есть, а во-вторых, он такой привередливый. Единственный мой подарок на день рождения, который вызвал у него восторг, — полная коробочка старинных перламутровых пуговиц. Он тогда восхищенно сказал, что это был идеальный подарок. Но что подарить ему на Рождество?

Потом еще его родители — Эдвард и Джокаста, его сестрица Табита и братец Алекс со своей американской подружкой, уж не помню, как ее зовут. Господи боже мой. Что делать? Я лихорадочно перелистала журнал в поисках хороших идей. О да, очень полезная статья. Из предложенного: кашемировый чехол для грелки за двести фунтов, антикварный флакон для духов из чистого серебра — буквально даром, всего тысяча фунтов. Черт. Вот черт! Может, прикинуться, что я забыла все подарки в поезде? Или ограбить наш магазин — вдруг Дэйви не узнает своих вещичек? Хотя это вряд ли. Потом меня осенила другая мысль: а что, если у них в