Два дня спустя Хани говорит моей матери, что одного из мужчин, бывших тогда в мечети, она заинтересовала и что он хочет с ней встретиться. В исламе не бывает свиданий: Когда мужчина и женщина остаются одни, — предупреждал пророк, — третий среди них — сатана. Так что это может означать лишь одно: он хочет на ней жениться. Жениться?! Услышав едва ли десяток слов, которые она пробормотала? Хани уверяет ее, что этот мужчина — добрый друг. Его зовут Саид Нуссар. Он египтянин. Может быть, это Человек с Зелеными Глазами? Она старается отогнать эту мысль.

Целую неделю моя мать ждет первой встречи с Саидом. Встреча должна состояться дома у пары ливийских студентов — Омара и Риан. Омар выступает в роли ее опекуна, потому что она не общается со своими родителями. Он уже запустил машину сватовства: встретился с Саидом, навел о нем справки в общине и был доволен, узнав, что тот — добрый мусульманин, активно посещает мечеть и присутствует на общей молитве так часто, как только может. Риан ставит на кофейный столик в гостиной поднос: холодный чай каркаде, пахлава, финиковое печенье, обсыпанное сахарной пудрой, — и тут Саид стучит в дверь.

Омар идет открывать, и Риан тоже спешит к дверям, чтобы поскорее глянуть на гостя. Моя мать сидит на диване и страшно нервничает. Она слышит, как Омар и Саид здороваются, желая друг другу мира. Ас-саляму алейкум, — говорит ее опекун. Саид более щедр на приветствие, чем требуется в данном случае: Ва-алейкум Ас-салям ва рахмату Аллах, — отвечает он. “Пытается произвести хорошее впечатление”, — думает моя мать. Она улыбается про себя, в ее памяти еще свежи слова Корана: Когда вас приветствуют, отвечайте еще лучшим приветствием или тем же самым. Воистину, Аллах подсчитывает всякую вещь.

Риан бежит обратно в гостиную, обгоняя мужчин, — она нервничает еще больше, чем моя мать, — и поправляет печенья на блюде. “Такой симпатичный, — шепчет она. — И глаза зеленые-зеленые!”

Посидев пару минут рядом с моей матерью, мой будущий отец смущенно говорит: “Думаю, ты знаешь, что я пришел поговорить о женитьбе”.

В Египте мой отец изучал инженерное дело и промышленный дизайн, специализировался на обработке металла. Он творческий человек. Он может сконструировать корабль с такой же легкостью, что и ожерелье. Хотя он в США меньше года, он уже нашел себе работу в ювелирной мастерской, и через несколько дней после встречи с моей матерью он рисует, а потом отливает по рисунку обручальное кольцо. Он не считается с расходами. Кольцо красивое и тяжелое. Когда моя мать видит его, ее глаза расширяются от удивления.

Мои родители становятся мужем и женой 5 июня 1982 года, через десять дней после первой встречи. Знаю, столь недолгий период ухаживания необычен и кажется предзнаменованием какой-то грядущей трагедии. Но схема, по которой живет западный мир — секс, любовь, брак (как правило, именно в таком порядке), — тоже приносит немало горя и достаточно часто заканчивается разводом. Может быть, существует какой-нибудь другой шаблон ритуалов и надежд, любой другой шаблон?

Моя мать и мой отец какое-то время счастливы. По-настоящему. Моя мать нашла человека, который учит ее арабскому языку и помогает ей глубже понимать ислам. Преданного человека. Любящего и импульсивного человека. Человека, который полюбил ее ребенка, мою сестру, с первого взгляда, который присел на пол, чтобы поиграть с ней, как только впервые ее увидел. Во внешности моего отца поражает его болезненная худоба, потому что он живет в общежитии, где не разрешают готовить. У него практически идеальный английский, разве что чересчур величавый. У него легкий арабский акцент. Иногда он делает ошибки, и обычно довольно смешные. Он обожает спагетти с тефтелями (spaghetti and meatballs), но называет их “спагетти с шариковым мясом” (spaghetti and balls meat). Моя мать не может удержаться от смеха. Он не обижается. “Сердце ты мое, — говорит он ей. — Правильно делаешь, что поправляешь меня”.

К июлю мой отец нашел своей новой семье квартиру в питтсбургском районе Окленд. Моя мать впервые за последние годы чувствует душевный подъем. Район буквально бурлит культурной жизнью, и здесь много таких же студентов, как она. Риан и Омар живут неподалеку. Мечеть всего в двух кварталах. Мать и отец рука об руку покупают еду и новую домашнюю утварь. Она спрашивает его, что ему нравится. “Мне нравится все то же, что и тебе, — отвечает он. — Ты королева нашего дома, и я хочу, чтобы ты устроила все так, как тебе нравится. Если ты будешь счастлива с вещами, которые ты выберешь, мне они тоже понравятся”.

Я появился на свет в марте 1983 года, мой брат годом позже. Мне три года, и Баба берет меня в парк развлечений “Кеннивуд”. Мы крутимся на аттракционе в огромных чашках, а потом на гигантской карусели катаемся верхом на разукрашенных лошадках: мой отец выбирает золотистого скакуна, который плавно поднимается вверх-вниз, а я прижимаюсь к загривку смирного гнедого пони. Позже в тот же день на маленьких американских горках отец притворяется, что страшно боится (“О, Аллах, сохрани меня и помоги благополучно добраться до конца пути!”), чтобы отвлечь меня от моих страхов. Я всегда буду помнить этот день: это мое самое первое воспоминание. И даже кошмар, наступивший позже, не затмил его.

* * *

Отец ожесточается против Америки не за один день. Его горечь накапливается медленно, порождаемая случайными встречами с уродством и нищетой. В мечети моя мать принимается помогать Риан с просвещением и обращением новичков в ислам. Эта миссионерская стратегия называется дава: они не ходят по квартирам и не раздают листовки на улице, но встречаются с теми, кто пришел в мечеть, рассказывают им про ислам и отвечают на те же вопросы, которые когда-то возникали и у моей матери. Среди посетителей много молодых женщин-американок. На самом деле еще почти девочек. Некоторые приходят в мечеть не потому, что встали на путь веры, а потому что влюбились в мусульманина. Но много и пытливых религиозных искателей, которые искренне интересуются исламом и в конце концов принимают его. Работа с Риан приносит матери большое удовлетворение. Иногда, когда какой-то из женщин негде переночевать, мы пускаем ее к себе.

Выясняется, что это ошибка. Осенью 1985 года мы привечаем молодую женщину по имени Барбара. (Я изменил ее имя, раз уж она не может здесь рассказать свою версию произошедшего.) Барбара угрюма, непонятно, чего от нее ожидать, она никогда не смотрит вам в глаза. Она живет у нас несколько месяцев. Непохоже, чтобы Барбару по-настоящему интересовал ислам. Сестра Барбары проявляет интерес, потому что это важно для ее бойфренда, а Барбара просто увязалась следом. От нее исходит такой поток негативной энергии, что с ней даже в одной комнате находиться сложно.

Вскоре она связывается с теми, кого мои родители считают очень плохими людьми, “настоящей мусульманской бандой” из соседнего района. Моя мать дважды пытается выдать Барбару замуж, и дважды потенциальные женихи отказывают ей после первой же встречи. Ее самооценка стремительно падает. По ночам она одетая забирается в ванну и рыдает. Она обвиняет нас, всех нас, в том, что мы воруем у нее из комнаты одежду — одежду, которую ни один мусульманин не надел бы, что уж говорить о детях. Мой отец настаивает, чтобы она съехала. Она так и делает. Меньше чем через неделю — видимо, по наущению своих новых мусульманских друзей, которые полагают, что она сможет на нас подзаработать, — она обвиняет моего отца в том, что он ее изнасиловал.