Наконец, вверху всей этой «денежной» пирамиды находятся государства с их центральными банками, кредитно-денежной политикой, внешними и внутренними долгами, реинвестированными «фондами» и «резервами», эмиссиями национальных валют, валютными коридорами, социальными обязательствами, ГИФами и инвестициями в инфраструктурные проекты, военными бюджетами, инфляцией и формально-математически рассчитываемым ВВП – то есть представляют собой самые большие информационные пузыри, которые, так же как и мы с вами, простые граждане, находятся во взаимном сговоре. Причем именно государства и являются тем центром (центрами), который санкционирует и одновременно скрывает всеобщий самообман и гарантирует ничем не обеспеченный долг, захватывающий и мультиплицирующий будущие периоды – то есть фатально приумножающуюся инфляцию денег как таковых. В конечном итоге, хотя в обиходе мы и продолжаем пользоваться деньгами (как если бы они были таковыми), эти «деньги» из нашего обихода составляют лишь самую незначительную часть того, что считается деньгами – теми самыми, играющими друг с другом в математику «коэффициентами ситуаций». В общем, всё это один большой, точнее, даже не большой… Гигантский долг.

Но отставим чуть в сторону этот финансово-математический шабаш и вспомним о любимом Марксом товаре – «труде» нашем… Согласно основателю учения своего имени, труд в виде рабочей силы приобретался некогда капиталистом с тем расчетом, чтобы впоследствии получить с его помощью и присвоить себе возникшую «прибавочную стоимость». Однако же в ситуации, когда вся экономика производств определяется заемными средствами, реинвестированными в производство, а фактический доход работника – в значительной степени теми заемными средствами, который он получил в кредитных организациях, будучи просто трудоустроенным, считать его «рабочей силой» в прежнем понимании этого слова невозможно. Даже если «прибавочная стоимость» на каких-то производствах, по бумагам, и возникает, она полностью перекрывается фиктивной денежной массой совокупного долга, циркулирующей в обороте тех же предприятий. То есть при всем желании здесь нет никакого выхода ни в какую соотнесенную фактичность, а значит, и нет границ для инфляционной экспансии.

Думаю, что всё это объясняет, почему в 2008 году надо было читать не Маркса с Энгельсом, а Бодрийяра с Фукуямой. Обратимся к ним…

Жана Бодрийяра упрекают в парадоксальности и даже антинаучности взглядов, ведь концы с концами в его теориях, вроде бы как, не сходятся, причем драматически. Но именно в этом несхождении и состоит реальность, которую он описывает, – реальность «симуляции» и «симулякров». Здесь действительно одно с другим «не бьется» никак, но это именно тот самый случай, когда следует воскликнуть старорусское: «Неча на зеркало пенять, коли…». При всей своей странности эта бодрийяровская формула несхождения, а точнее даже – радикального расхождения теоретических концов, – и есть модель современной экономики «Капитала 2.0» (остается только удивляться гению Бодрийяра, описавшему эту реальность еще в 1972 году – то есть задолго до появления основных симптомов болезни): фактически речь идет о полной трансформации самой сути товара, что не позволяет думать о нем в прежней логике «обмена», «стоимости» и т. д.

С другой стороны, можно было бы, наверное, усомниться и даже возмутиться – мол, если реальность в действительности такова, то как вообще всё это расхлябанное безобразие держится на плаву? И именно на этот вопрос отвечает заряженный парадоксальным, хотя и объяснимым, американским оптимизмом Фрэнсис Фукуяма (объяснимым – потому что американским): всё дело в «доверии». К сожалению, политэкономическому таланту Фукуямы не хватает геополитической смелости – его исследования всегда тяготеют к региональности, а потому разрабатываемые им концепции вроде как касаются отдельно взятых сообществ внутри глобальной системы, а не системы как таковой. Однако если экстраполировать логику его политэкономии (а именно так он себя и рекомендует – как политэкономиста) с экономической системы на финансовую (тут, при всей странности этой формулировки, именно так и следует говорить), то ответ на вопрос о ржавом гвозде, на котором «всё держится», именно таков – доверие.

Понимаю, что ответ выглядит, мягко говоря, несерьезным – слишком уж велики ставки, но другого «гвоздя» у нас, к сожалению, нет, и судя по всему, Фукуяма прав (что оптимизма – особенно нам, россиянам, – тем более не прибавляет). Только прислушайтесь к сводкам экономических новостей – это слово, хоть и незаметно (слишком уж оно стало привычным), звучит в них постоянно: банки, компании и целые государства перманентно борются за доверие (которое непрестанно и невротично колеблется) вкладчиков, инвесторов, кредиторов и т. п., доверие к валютам фактически определяет современную геополитику, доверием живы и биржи, и фонды – в общем, вся современная экономика. Падение доверия и полный финансовый крах – это теперь фактически синонимы (если не тавтология). Сами по себе товары и деньги – без этого «секретного ингредиента» – уже более не стоят ничего, полный нуль. Вот почему современная валюта рынка – это не деньги, а деривативы того же самого «доверия» – в первую очередь кредитные рейтинги, в качестве эмитентов которых выступают международные агентства (Standard & Poor's, Moody's, Fitch Ratings и др.) и не международные тоже. Но это лишь верхушка айсберга, ведь есть еще и доверие – порождающее стоимость – к публикуемой финансовой отчетности, государственной статистике, заключениям аудиторских компаний, мнению всяческих комиссий (всё на свете лицензирующих и сертифицирующих), а также к научным исследованиям, социальным опросам и т. д. и т. п. в прогрессии. Но и это всё – лишь малая часть общей системы «Капитала 2.0», имя которому – «доверие».

Так стоит ли нам читать Маркса (по крайней мере, как экономиста-теоретика), учитывая тот факт, что в его многосотстраничном «Капитале» слово «доверие» встречается лишь однажды (причем в цитате из отчета «английских фабричных инспекторов»), а в упомянутых современных нам новостных сводках – через абзац?.. С другой стороны, разве не свидетельствует этот нервный припадок обсуждения «доверия» о том, что уже и для «Капитала 2.0» настали непростые времена? Законы психологии должны работать в любой части вселенной, образованной этой психологией, а потому, поверьте мне как профессиональному психотерапевту, если с вами стали вдруг навязчиво говорить о доверии (сколь угодно деликатно и даже убаюкивающе) – вам перестали доверять.

Но давайте вслушаемся в слова Стивена Кови-младшего, который, четко следуя конъюнктуре (они с батюшкой большие мастера этого дела – чувствовать конъюнктуру), строит свою новейшую парадигму «экономического консультирования» уже не на семи-восьми навыках эффективности, о которых столько твердил Кови-старший, а на понятии «скорость доверия», называя доверие «прагматическим, материальным и работоспособным активом, который вы можете создавать, причем гораздо быстрее, чем могли предположить». Главное здесь – это формулировка «материальный актив», а вот то, что заставляет поежиться, – это специфика его производства:

«создать быстрее, чем могли предположить». Действительно, если доверие стало универсальной валютой и, по сути, универсальным эквивалентом стоимости, то возможность «создать доверие», да еще со скоростью, которую «сложно предположить», вызывает явные ассоциации с «нелегким трудом» фальшивомонетчика. Впрочем, Кови – ни старший, ни младший – не виноваты, они, видимо, просто по наивности называют вещи своими именами.