«Некисло бы увидеться, Санёк, да хер его знает когда».

«Не кисло бы», – подумал Рыба-Молот, страшно разволновавшийся по поводу нецензурного львиного прайда. Ему тотчас захотелось выпить чего-нибудь слабоалкогольного и предаться воспоминаниям о времени, когда они с Коляном были салагами-первогодками, – времени стремном, жоповатом, но и прекрасном одновременно.

Предаваться воспоминаниям (по любому поводу, а не только связанному с армией и Коляном) Рыба-Молот предпочитал на нейтральной территории, у второго своего приятеля и соседа по лестничной клетке – Людвига Эмильевича, по прозвищу Агапи`т.

Людвига Эмильевича последовательно и совершенно искренне ненавидели обе Молотовские жены. И три официальных жены самого Агапита, и четыре гражданских (задерживавшихся у него на сроки, редко превышающие месяц). И еще пара десятков человек – преимущественно женщин. Притом что Агапит был существом тишайшим, нежнейшим, непьющим и некурящим, не лишенным юмора и непритязательным в быту. Своими познаниями об Эйнштейне Рыба-Молот был обязан именно Людвигу Эмильевичу. Он же, как профессиональный физик, попытался скормить Рыбе и теорию относительности во всей ее первозданной красоте.

– Нет уж, Агапитыч, – взбунтовался Рыба. – Эту мутотень я не потяну. Давай уж лучше про своих пионэров шарманку заводи.

«Пионэры» – вот что являлось корнем зла! Вот что отпугивало от Агапита всех поначалу лояльно и оптимистически настроенных женщин. Ведь Агапит был страстным фанатом космической дилогии «Москва – Кассиопея» и «Отроки во Вселенной», выпущенной на экраны страны в далеком и почти уже неправдоподобном 1974 году. В дилогии повествовалось о семерых подростках, отправившихся на звездолете «Заря» к далекой звезде Шедар в созвездии Кассиопеи. Экранные подростки скакали, как козлы, сквозь гиперпространство, вступали в контакт с терпящей бедствие инопланетной цивилизацией, одерживали победу над злодеями-роботами, пели песни под гитару в кают-компании и перманентно выясняли свои, подростковые отношения. Хотя, в общем, любили друг друга. А Агапит любил их – всех вместе и каждого по отдельности. Любил гораздо больше, чем своих жен и родственников из плоти и крови. «Пионэры», а заодно и инопланетяне, а заодно и роботы-исполнители с роботами-вершителями были для него реальностью. А остальной мир – нет. О чем бы ни говорил Агапит, он – рано или поздно – обязательно сбивался на несовершеннолетний экипаж звездолета «Заря». И на размышления о том, в какой точке Вселенной он находится в данный момент.

– А может, твои пионэры и вернулись уже, – беззлобно подтрунивал над Агапитом Рыба-Молот. – Устроились консультантами в НАСА…

– В НАСА – это вряд ли. Они – патриоты родины, – на полном серьезе отвечал Агапит. – И если бы они вернулись – я бы знал. Если бы они вернулись – весь мир изменился бы к лучшему. Потому что они – такие.

– Какие?

– Настоящие.

«Настоящие последние романтики, отважные герои, лучшие представители планеты Земля, чуждые меркантильности, злобе и волчьим законам современного постиндустриального общества». Такую простую мысль пытался донести Агапит до всех, желающих выслушать его. При этом число желающих стремительно приближалось к абсолютному нулю и обязательно достигло бы его, если бы не Рыба-Молот. В отличие от остальных Рыба не считал Агапита сумасшедшим, место которого в психушке; напротив, он рассматривал поклонение «пионэрам» как своего рода религию. Верят же люди в Бога, кем бы он ни был, – Буддой, Иисусом или Кетцалькоатлем, – и никому не приходит в голову бросить в них камень. Рыба-Молот этого уж точно не сделает, он – человек веротерпимый. Толерантный во всех отношениях. Даже к одичавшим сектантам и распространителям брошюрок «Благая весть» он относится без неприязни. Однажды угостил бутербродами и кофе юную представительницу Адвентистов Седьмого Дня, в другой раз прочел лекцию о вреде уличной шаурмы двум сайентологам и обогатил трех кришнаитов рецептом приготовления чечевицы с карри, барбарисом и фенхелем.

Агапита Рыба-Молот тоже подкармливает и ежегодно накрывает поляну в честь киностарта «Отроков». В праздничном меню значатся:

1. Салат из морепродуктов «Звезда Шедар».

2. Шашлыки (любимое блюдо юных космонавтов).

3. Ягодно-йогуртовый торт, выполненный в виде аннигиляционного релятивистского ядерного звездолета «Заря».

Прежде чем сожрать торт, Агапит внимательно изучает его, указывая Рыбе на недостаточную проработку деталей. И на несоответствия между реальным звездолетом и его сладкой копией. Нужно отдать должное Рыбе-Молоту: он выслушивает чудика-соседа без раздражения, обещает исправить недостатки конструкции к следующему году и заменить смородину на чернику – потому что на смородину у Агапита аллергия, а с черникой никаких проблем не возникает.

Взамен на бескорыстный интерес к судьбе «пионэров» Рыба-Молот получил от Агапита доверенность на управление его стареньким «Опелем»; бесполезные, но греющие душу знания относительно расположения созвездий на небе: теперь он ни за что не спутает Цефей с Волосами Вероники, а Андромеду с Волопасом. Правда, Кошкина с Рахилью Исааковной остались глухи к поползновениям Рыбы указать им, кто есть кто в мире звезд.

– Только без дешевой романтики, – фыркала в свое время Кошкина.

– Звезды – это совсем другое. Звезды – в телевизоре, а не на каком-то там небе, – фыркала в свое время Рахиль Исааковна.

Подобные высказывания характеризовали их как недалеких самок, а вовсе не как существ высшего порядка. «Существа высшего порядка не могут не стремиться вверх. Ведь там, наверху, на небесах и случается с нами самое главное», – утверждал Агапит, и Рыба-Молот был, в общем-то, с ним согласен. Оттого и приходил к Агапиту поглазеть на роскошную, гигантской величины карту звездного неба, которая была наклеена на потолок в гостиной. Лежа на полу, с банкой дешевого энергетического напитка в руке, он часами мог думать о том, что происходит в его жизни, и что когда-либо происходило, и что еще может произойти.

По всему выходило, что ничего особенного.

Сплошная статика – прямо как на карте над ним, где часть судьбоносного созвездия Кассиопеи заляпана чернилами (недобрая память о первой жене Агапита); где на Млечном Пути проглядывают несанкционированные следы от жженых спичек и майонезные разводы (недобрая память о второй и третьей его женах).

Все-таки чужие странности заразительны, – лениво вглядываясь в карту, думал Рыба-Молот. Ничем другим не объяснишь жгучее желание, чтобы карта ожила, втянула его в сильно искривленное пространство, в иную действительность. Где все меняется – ежеминутно, ежесекундно! Где тебя ждут упоительные приключения и такая же упоительная неизвестность.

– Это что, – не раз говорил ему Агапит. – Я могу показать тебе настоящее звездное небо, каким его видит глаз телескопа. Это – очень мощный телескоп, я сам его собирал…

– И где же он, твой телескоп?

– На даче, в Сярьгах.

Несмотря на то что Сярьги находились минутах в двадцати езды от города и считались курортным местом, Агапит не был там лет шесть, а Рыба-Молот – и вовсе ни разу. Когда же они, после полугодичных разговоров и трехмесячных приготовлений, все-таки выбрались на свидание с телескопом, их ожидал полный облом. Дача оказалась прихватизированной третьей женой Агапита, паспортисткой в одном из ЖЭКов Адмиралтейского района.