– Как? Вы уже уходите? – Бережков внезапно рванулся вперед, вытянув в нашу сторону руки в «браслетах». – Вы же медики, настоящие врачи, я это чувствую, чувствую! Вы должны меня выпустить отсюда. Вы меня бросаете? У меня больные, которые не могут ждать. Некоторые из них могут умереть в любой момент. Пусть меня вернут как можно скорее в клинику. В психушке мне не место!

– Хорошо, хорошо, – закивал я, следя за тем, чтобы быть вне его досягаемости. – Я поговорю обязательно. Константин, ты напрасно так расстраиваешься…

– Вы не можете… – он распластался перед нами на столе, потом скатился с него на пол. – Я здесь сгину, погибну. Здесь я никому не нужен, здесь…

В этот момент в кабинет вбежали охранники и скрутили Бережкова. Все это время он ревел, рычал, брызгал слюной. Был момент, когда его буквально волокли за под мышки.

Цепляясь за все, что можно, он сопротивлялся до последнего.

– Пару кубиков седуксена внутримышечно, – сказал я подбежавшей медсестре. – Остальное распишу чуть позже.

– Приехал майор Одинцов, – проинформировал нас с Ираклием шеф, едва в коридоре стихли крики Бережкова. – Илья Николаевич, возьми его на себя, пожалуйста. Мне пора на кафедру. Значит, объясни, что необходима стационарная экспертиза в течение месяца, заключение мы подготовим сегодня же, подпишемся. Да, кстати, познакомься, это Ираклий Борисович Цомая, пишет кандидатскую по психопатиям, собирает материал.

Мы с доктором обменялись рукопожатием, и вскоре я остался в кабинете один. Правда, ненадолго. Примерно через минуту в проеме дверей нарисовался тот самый майор, что вчера задержал Бережкова в одном из подвалов городской окраины.

– Вы что, с ним один беседовали? – поинтересовался Одинцов после того, как представился. – Я думал, комиссия…

Мне пришлось долго объяснять, почему коллеги покинули меня.

– И каково ваше мнение, доктор? – задал он наконец сакраментальный вопрос.

– Случай сложный, – уклончиво начал я. – Скажу лишь, что это наш пациент. Мы берем его. Понаблюдаем, дальше видно будет.

– Понимаете, дело… – он долго подбирал подходящее слово, – резонансное, советую посмотреть двухчасовые новости, и все поймете. Готовьтесь к атакам журналистов. Сейчас главное – определиться, этот Бережков нормален? Как к нему относиться?

Поймав меня в фокус, майор не собирался выпускать из прицела до тех пор, пока я не вынесу свой вердикт. Окончательный, не подлежащий обжалованию.

– Могу ответить только после стационарной экспертизы. Через месяц, примерно. Заключение будет готово позже. Больше пока ничего не скажу. С выводами повременю, но, по-моему, на матерого маньяка он не тянет. У этого Макара Афанасьевича, его руководителя, гораздо больше шансов им оказаться, чем у… нашего горе-лекаря.

В этот момент у меня в мозгу вспыхнуло: а почему бы нашего злодея не назвать Лекарем? Кажется, во всех детективных романах у маньяков были клички, как-то их характеризующие. Пусть наш будет Лекарем. Долгим будет наш «роман» или коротким – посмотрим, а кличка у маньяка уже есть. И неплохая, по-моему!

– Скажите, вы уверены в этом, доктор? – как-то сурово спросил майор.

– В чем? – не сразу сообразил я, отвлекшись от своих мыслей.

– Ну, что этот… как его… Бережков не похищал женщин, а похищал их Макар…

– После одной беседы? – удивился я. – Ни в чем я не уверен, высказываю только предположения. Сейчас – ничего определенного, все после стационарной экспертизы.

– Но какие-то предварительные выводы есть?

– Предварительный алгоритм их поведения я только что изложил: Макар женщин похищал и как-то доставлял в подвал, а наш… Лекарь за ними – типа надсмотрщика. Этого… директора сердечно-сосудистого центра надо срочно искать.

– Может, он пыль пускает вам в глаза? Вчера нам все уши прожужжал про этого Макара, сегодня – вам. Признаюсь, у нас пока ни одного кандидата нет на эту роль…

– Может, и пыль пускает. Но выбора у нас нет. Время покажет.

– Хорошо, я понял. Изучайте его вдоль и поперек. Когда еще мы доберемся до Макара – неизвестно.

– Разумеется, имя и отчество у Макара может быть другим. Но это ничего не меняет.

– Понимаю. Еще бы узнать, что он за овощ. Его никто никогда не видел, в этом все дело! А вы, насколько я понял, пока никаких конкретных зацепок не даете. Нам бы хоть какую-нибудь мало-мальскую… Короче, мы очень надеемся, что вам удастся из этого Бережкова что-то выудить.

– Можно предположить, что Макар связан с медициной. Более того, – вставил я как заправский оперативник. – Сейчас, когда вы взяли Бережкова, жизнь пленниц, которые восстанавливаются в стационаре, в опасности, следует выставить охрану. Ведь они – свидетельницы! Если наш маньяк имеет отношение к медицине, то может спокойно проникнуть в любое учреждение здравоохранения.

– Это наша головная боль, доктор, не волнуйтесь, – перебил меня майор, рубанув ладонью воздух. – Вряд ли маньяк будет пытаться проникнуть в больницу. Думаю, пленницы не представляют опасность для него. Если его кто-то и видел, то – убитая. Перед самой смертью. У двух других глаза были завязаны. Они ничего не видели, были в полной темноте наверняка с момента похищения и до момента освобождения. Как слепые котята, без преувеличения.

– Дикость средневековая, – вставил я. – Так и ослепнуть можно.

– Вы не забыли, – майор начал манипулировать пальцами перед самым моим носом, по-видимому, чтобы я надежней усвоил его слова. – Их вообще-то никто не собирался отпускать живыми. Если бы мы не нагрянули… Короче, вы хотите сказать, что мы взяли вчера, скорее всего, овцу, а никак не пастуха. Хотя были уверены, что это пастух и есть. И теперь задача номер один – найти пастуха. Ну-ну…

Как-то не хотелось заканчивать разговор на безысходной ноте, и я заметил:

– Так ведь не на свободу же я предлагаю выпустить! Овцу-то!

– Понятно, что не туда, – вздохнул он, грузно поднимаясь из-за стола.

– Кстати, чуть не забыл, – спохватился я. – У той женщины, которую убили, голову которой молотком… Как фамилия? Не Федорчук, случайно?

– Нет, не Федорчук, – развел руками майор. – Синайская. У нее осталась восемнадцатилетняя дочь.

Я открыл блокнот, чтобы записать.

– Последняя деталь, доктор, – заметил майор, собираясь уходить. – Как-то очень странно, но мы в подвале не нашли ни одного сотового телефона. Ни того, что принадлежал бы Бережкову, ни тех, что принадлежали бы женщинам. Искали тщательно, но не нашли. И в мусорных контейнерах, расположенных поблизости, тоже.

– Да, согласен, странно, – согласился я.

Мы обменялись рукопожатием, он пообещал держать меня в курсе относительно поисков сообщника.

Воспоминания похожи на тени. Легко скользя за тобой по жизни, они то и дело дают о себе знать. То мелькнувшим в толпе лицом, то знакомой до боли мелодией из открытого окна проехавшей иномарки, то терпким запахом, что принес с собою ветер.