Что бы там ни говорили о мафии, но она работает потому, что каждый выполняет отведенную ему роль. Все делают то, что должно, на благо организации. Они с готовностью умрут друг за друга.

Знаете еще одну причину, по которой волчья стая напоминает мафию?

Для обеих организаций нет ничего дороже семьи.

Вы удивились бы, как просто не затеряться в городе с населением в девять миллионов человек. С другой стороны, я — фаранг (что на языке тайцев означает «европеец»). Это заметно по моей манере одеваться — рубашка с галстуком — своеобразная неофициальная учительская форма; по моей белокурой шевелюре, которая, как буек, сияет в море черных голов.

Сегодня я со своей немногочисленной группой отрабатываю разговорный английский. Учащиеся разбиты на пары, они должны сочинить диалог между продавцом и покупателем.

Есть желающие? — спрашиваю я.

Молчание.

Тайцы патологически стеснительны. Прибавьте к этому нежелание ударить в грязь лицом, если ответишь неправильно, — из-за всего этого занятия крайне затягиваются. Обычно я прошу учащихся работать небольшими группами, а сам хожу по классу и проверяю, что у них получается. Но в такой день, как сегодня, когда я ставлю оценки, отвечать перед аудиторией — неизбежное зло.

Джао, — обращаюсь я к одному из мужчин в классе. — У тебя зоомагазин, и ты хочешь убедить Джади купить домашнего любимца. — Я поворачиваюсь ко второму мужчине. — Джади, а ты не хочешь ничего покупать. Послушаем ваш диалог.

Мужчины встают, сжимая свои листочки.

Рекомендую собаку, — начинает Джао.

У меня уже есть собака, — отвечает Джади.

Отлично! — хвалю я. — Джао, назови ему хотя бы одну причину, почему он должен купить у тебя собаку.

Это живая собака, — добавляет Джао.

Джади пожимает плечами.

Не каждый захочет иметь дома живую собаку.

Что ж, не все коту масленица.

Я собираю домашнее задание, потом они устремляются из класса, неожиданно оживившись и беспрестанно болтая на языке, который после шести лет пребывания здесь я продолжаю учить. Апсара, у которой уже четверо внуков, протягивает мне свое сочинение — аргументированное доказательство собственной точки зрения. Я читаю заглавие: «Ешьте вегетарианцев для соблюдения здоровой диеты».

Попробуйте эту диету, аджарн[4] Эдвард! — радостно восклицает Апсара. До того как пойти в школу, она пыталась изучать английский по сериалу «Счастливые дни». У меня не хватает духу сказать ей, что не очень вежливо по отношению к учителю обсуждать диету.

Я уже шесть лет преподаю английский на курсах в самом большом торговом центре, который мне довелось увидеть в жизни. В окрестностях Бангкока, около двадцати минут на такси. Я случайно занялся преподаванием: после того как я с рюкзаком за плечами объехал Таиланд, перебиваясь случайными заработками, которых хватало только на питание, я в восемнадцать лет нанялся барменом в Патпонг. Это одно из самых известных в Таиланде шоу трансвеститов с катоями[5]— этим «женщинам» удалось одурачить даже меня. Там я пытался скопить достаточно денег, чтобы уехать из города. Один из барменов оказался эмигрантом из Ирландии, он имел дополнительный заработок, преподавая английский в американской языковой школе. Он сказал, что там всегда нужны опытные учителя. Когда я признался ему, что у меня нет педагогического образования, он засмеялся.

Ты говоришь по-английски, верно? — улыбнулся он.

Сейчас я преподаванием зарабатываю сорок пять тысяч батов.

У меня есть собственная квартира. Я пережил несколько стычек с местными, я хожу в «Нана Плаза» — трехуровневый квартал «красных фонарей» в Бангкоке — пропустить стаканчик-другой с другими эмигрантами. И я многое узнал. Нельзя трогать другого за голову, потому что это высшая часть тела — и в буквальном смысле, и в духовном. Нельзя закидывать ногу на ногу и общественном транспорте, потому что нельзя выставлять на обозрение сидящего напротив человека подошву своей обуви, — подошва и буквально, и в духовном смысле нечистая. С таким же успехом можно было бы показать средний палец. Нельзя пожимать руки, вместо этого складываешь руки перед собой, как будто молишься, касаясь кончиками указательных пальцев своего носа. Чем выше поднимаешь руки, чем ниже кланяешься, тем больше уважения выказываешь. Этот жест — ваи — используется для приветствия, извинения, выражения благодарности.

Поневоле начнешь восхищаться страной, которая использует один и тот же жест, чтобы сказать «спасибо» и «простите».

Каждый раз, когда я начинаю уставать от здешней жизни, когда появляется чувство, что ничего не меняется, я делаю шаг назад и напоминаю себе, что я здесь всего лишь гость. Тайская культура и верования появились на свет гораздо раньше меня. То, что один считает расхождением взглядов, другой может принять за признак крайнего неуважения.

Как жаль, что я раньше этого не понимал.

На самом деле добраться до пляжей Ко Чанга непросто. От Бангкока на автобусе триста пятнадцать километров, и, даже доехав до Трата на берегу Сиамского залива, в восточные провинции, нужно добираться на сонгтэо (местном маршрутном такси) к одному из трех пирсов. Самый удобный Ао Таммачат — паром за двадцать минут доставит вас на остров. Хуже всех Лэм Нгоб — на переделанных под паромы лодках можно до острова плыть целый час.

Может показаться смешным, что я проезжаю такое расстояние, когда у меня всего два дня выходных, но, поверьте, это того стоит. Иногда Бангкок буквально душит, и мне просто необходимо оказаться там, где нет людей. Я списываю эту привычку на свое детство, проведенное в Новой Англии, где до ближайшего магазина было два часа пешком. Проведя прошлую ночь в дешевой гостинице, я все утро пытался добраться до Клонг Нуенг — самого высокого водопада на острове. И сейчас, когда я вспотел, хочу пить и уже готов все бросить, дорогу мне преграждает огромный валун. Сцепив зубы, нахожу опору и начинаю на него карабкаться. Сапоги соскальзывают, я сбиваю колено и уже начинаю подумывать о том, как буду спускаться с той стороны, но не позволяю себе сдаваться.

Ворча, взбираюсь на валун и соскальзываю вниз с противоположной стороны. С глухим стуком приземляюсь, поднимаю голову и вижу самый красивый в мире водопад — пенящийся, сверкающий, заполняющий собой ущелье. Раздеваюсь до трусов, вхожу в воду, о мою грудь бьется чистейшее озеро. Подныриваю под водопад. Выползаю на берег, ложусь на спину и подставляю солнцу живот.

С тех пор как я приехал в Таиланд, у меня сотни раз наступали такие моменты, как этот, когда я сталкивался с чем-то совершенно невероятным и хотел этим с кем-то поделиться. Проблема в том, что, если выбираешь жизнь отшельника, теряешь такую привилегию. Поэтому я поступаю так, как поступал все эти шесть лет: достаю свой мобильный телефон и снимаю водопад. Стоит ли говорить, что меня на снимках никогда нет. Я даже не знаю, кому их буду показывать, принимая во внимание то, что у меня молоко в пакете хранится дольше, чем длится большинство моих романов. Но я все равно храню этот цифровой альбом — начиная от первого санпрапума (замысловатого домика для духов, заставленного подношениями, который я увидел в Таиланде) и выставки деревянных пенисов в Бангкокском храме пенисов — Чао Мэ Туптим Шрин, заканчивая сросшимися младенцами, плавающими в формальдегиде в музее естествознания возле буддийского храма Ват Арун.