– Наверное, он тебе приснился, – мягко сказала тетушка.

– Я не спала, – настаивала Кит. – Я совершенно точно его видела. Папа был здесь.

Она развернулась и закричала маме через всю комнату:

– Папа приехал домой вчера вечером! Мама, скажи, что ты встретила его в аэропорту! Мама!

Мама была белой от горя, под глазами залегли темные круги, но она быстро подошла к дочери и крепко ее обняла.

– Мне бы очень этого хотелось, – сказала она, задыхаясь. – Если бы это и в самом деле было так…

Следующий год круто изменил их жизнь. Мама, которой прежде не нужно было работать, пошла на курсы в бизнес-школу и устроилась секретарем в юридическую фирму. Она продала дом («Выплаты по кредиту нам теперь не по карману, и ухаживать за садом в одиночку я вряд ли смогу») и сняла квартиру в городе, недалеко от своей работы.

Кит видела, как тяжело ей привыкать к переменам. Мама была привлекательной, жизнерадостной женщиной; она очень любила дочь, но при этом тосковала без сильного мужского плеча. Встретив Дэна, она вновь обрела счастье.

«Мама счастлива, и я тоже буду», – решительно сказала сама себе Кит. Но это не помогло забыть об ужасе, охватившем ее на подъезде к Блэквуду, – словно темная туча ненадолго скрыла солнце.

Будь Трейси рядом, они бы вместе посмеялись над страхами Кит, сделав алый балдахин неистощимым источником шуток. Трейси наверняка предложила бы привязать к нему колокольчики, чтобы их звон предупреждал девушек о коварных намерениях балдахина! Трейси Розенблюм была неунывающей, веселой и очень умной. У Кит даже мысли не возникло, что ее не примут в Блэквуд. Когда пришло письмо с печальными новостями, она никак не могла поверить.

– Но ты же отличница! – кричала Кит. – У тебя оценки лучше, чем у меня!

– Может, все дело в психологических тестах? – задумчиво произнесла Трейси. – Или в собеседовании. Не исключено, что я просто не понравилась этой женщине.

– Глупости какие, – фыркнула Кит. – Ты всем нравишься. Ты изучила ее коллекцию произведений искусства и так здорово рассказывала о Вермеере, которого мадам Дюре приобрела по чистой случайности. Да она тебя через слово называла chérie[2]! Ты точно понравилась ей больше, чем я.

– Ну тогда сама придумай, почему меня не приняли, – философски пожала плечами Трейси. – Я не прошла, вот и все. Поэтому в сентябре пойду в нашу старую школу, а ты поедешь в Блэквуд и будешь постоянно мне названивать и писать смс.

– Даже не сомневайся, – пообещала Кит. – Но, может, у меня еще получится отговорить маму.

Не получилось. И теперь она лежала на бархатном покрывале и пялилась на бархатный балдахин, который в наползающих сумерках начинал казаться не алым, а черным.

Наконец Кит вздохнула и порывисто села. Вытащив мобильный из сумки, она набрала номер Трейси и нажала «вызов», чтобы в следующую секунду увидеть надпись «нет сигнала». Отлично, просто отлично. Блэквуд и в самом деле страшная глухомань.

Кит захотелось завизжать от обиды. Значит, придется обходиться электронными письмами. Уж Интернет-то в этой школе должен быть?!

«Надо разобрать вещи и включить компьютер», – подумала она, но не пошевелилась. Тело будто налилось свинцовой усталостью, и Кит не могла сказать, откуда она взялась. Потом кто-то осторожно постучал в дверь.

– Мисс Кэтрин? – невыразительный вежливый голос, несомненно, принадлежал Лукреции.

– Да? – Кит очнулась и торопливо опустила ноги с кровати, чтобы кроссовки больше не касались роскошного покрывала. – Что такое?

– Ужин, мисс, – сообщила женщина за дверью. – Все уже за столом.

– Спасибо. Кажется, я потеряла счет времени.

Кит медленно обвела взглядом комнату. Удивительно, но всего за несколько минут сумерки успели смениться густой вечерней темнотой. Теперь девушка едва различала обстановку комнаты. Потянувшись вперед, она отыскала на прикроватной тумбочке лампу и нажала кнопку у ее основания. Вспыхнул свет, и на противоположной стене резко обозначились тени.

– Лучше бы сделали нормальную люстру, – пробурчала под нос Кит. – Кто-то слишком увлекся старомодной обстановкой.

Она подошла к письменному столу и включила еще одну лампу, отчего в комнате стало чуть светлее. Девушка понимала, что неплохо бы переодеться к ужину – джинсы и кофта изрядно помялись за время поездки, – но ей было неловко заставлять остальных ждать еще дольше. Поэтому она наскоро помыла руки, плеснула водой в лицо и провела расческой по густым светлым волосам.

Лицо, отразившееся в зеркале ванной, мало кто счел бы красивым в обычном смысле этого слова. Рот, на взгляд Кит, был великоват, а подбородок вышел почти квадратным. Но серые глаза смотрели прямо и дружелюбно, и на щеках горел здоровый румянец. Сама Кит считала себя вполне симпатичной, но не слишком задумывалась о внешности – за исключением случаев, когда замечала, что становится все больше похожей на отца.

Оставив свет в комнате включенным, девушка вышла в коридор и закрыла за собой дверь, отчего моментально оказалась в полной темноте. Одна-единственная лампочка горела в плафоне над лестницей. Кит медленно пошла по направлению к свету и вдруг заметила, что навстречу ей прямо из стены выходит чей-то бледный, хрупкий силуэт.

Девушка испуганно замерла – и фигура тоже остановилась. Кит осторожно шагнула вперед и наконец поняла, что смотрит на собственное отражение в зеркале над лестницей.

– Отлично, Кит, – громко сказала она, презирая себя за боязливость. – Что дальше? Примем Лукрецию за вампира?

Положив руку на гладкие перила из красного дерева, Кит начала спускаться в холл. Там было светло и безлюдно, но откуда-то доносились голоса, звон бокалов и стук столовых приборов. Идя на звук, Кит подошла к столовой и заглянула внутрь.

Обстановка большой комнаты была выдержана в том же роскошном стиле, что и спальня Кит. Под сводчатым потолком висела хрустальная люстра такой величины, что невольно закрадывалось подозрение, будто ее позаимствовали из исторического фильма. Прямо под ней располагался большой круглый стол, покрытый белой льняной скатертью и уставленный свечами и фарфором. За тремя приборами уже сидели люди; четвертый пустовал в ожидании Кит. Мадам Дюре отвлеклась от разговора и посмотрела на девушку, застывшую на пороге комнаты.

– Заходи, дорогая. Прости, что начали без тебя, но ужин в Блэквуде подают не позже половины седьмого.

– Извините, – смущенно ответила Кит. – Кажется, я задремала.

Едва она вошла, как двое сидевших за столом мужчин встали, чтобы ее поприветствовать.

– Кэтрин Горди, позволь представить тебе профессора Фарли и моего сына Жюля, – сказала мадам Дюре.

– Приятно познакомиться, – ответила Кит.

Пожилой джентльмен, которого директриса назвала профессором Фарли, уже начинал лысеть, но остроконечная белая бородка компенсировала недостаток волос на голове. Кит вежливо пожала ему руку, но взгляд ее то и дело обращался к Жюлю Дюре. Высокий, стройный, с блестящими темными волосами, которые сделали бы честь любой телезвезде, сын мадам Дюре, несомненно, был самым красивым парнем из всех, что Кит доводилось встречать.