С детства приученный к хорошим манерам, Виталий Вадимович не мог общаться с госпожой министром, задрав ноги на специально приспособленную для этого тумбу, что он с удовольствием проделывал в одиночестве. Поэтому в ожидании телефонного разговора он встал из-за своего большого, но заваленного бумагами стола и, взяв телефон, машинально подошел к одному из двух старинных высоких окон, составлявших почти единственное очарование кабинета. Рассеянно глядя сквозь полупрозрачные шторы на темную воду Фонтанки, он слышал в телефонной трубке какие-то шумы и далекую музыку. А за окном жила своей жизнью набережная. Шли по-пляжному оголенные по случаю небывалой жары люди, ехали машины с запыленными крышами, дремали выстриженные на французский манер тополя… И над всем этим знакомым до малейшей подробности городским пейзажем плыло бледно-голубое, без единого облачка скучное петербургское небо.

Вот. Наконец, кто-то, наверное, помощник, отчетливо произнес: «Сейчас с вами будет говорить Таисия Николаевна», — и тут же без паузы в трубке зазвучал негромкий женский голос:

— В общих чертах мне известно, что вы, Виталий Вадимович, вот уже лет двадцать занимаетесь проблемой ответа мозга на химические раздражители… — Голос министра звучал так четко, будто она в соседней комнате читала текст по бумажке, — …и ваши работы известны больше за рубежом, чем в нашей стране.

Министр сделала паузу, как бы ожидая реакции от собеседника.

— Не только мои работы, но и всего института, — достойно ответил Виталий Вадимович.

— В Бостоне ссылались персонально на вас, — заметила министр.

— Не скрою, мы хотели бы шире сотрудничать с нашими зарубежными коллегами. — Ссылка на Бостон была для мозга Виталия Вадимовича серьезным раздражителем.

— Вы, если я не ошибаюсь, уже больше двух лет состоите в должности исполняющего обязанности директора института? — Неожиданно строго спросила министр.

«Совершенно верно, ваша милость!» — захотелось щелкнуть каблуками в ответ Виталию Вадимовичу, но он вовремя сдержался.

— Так вот, что вы скажете, если ваш институт будет переведен в новые экономические и пространственные условия? Если хотите, в новые геополитические условия?

— Неужели в Бостон отправите, Таисия Николаевна? — по-прежнему мягко осведомился Виталий Вадимович.

Министр уловила в его голосе иронию, и ей это не очень-то понравилось.

— Не в Бостон, Виталий Вадимович, а в Осколково. Надо реализовывать там программу развития науки согласно решениям президента и правительства. Вы согласны?

Не согласиться мог только сумасшедший.

— Безусловно, согласен, Таисия Николаевна. Но, если я правильно понял, вы предлагаете, — тут Давыдов немного замялся, не зная, как бы помягче уточнить, — переехать в Осколково именно нашему институту — экспериментальных исследований мозга?

Он был готов к тому, что госпожа министр запнется, помощник придет ей на помощь — и выяснится неприятная ошибка. Но Таисия Николаевна без всякой запинки произнесла:

— Вы меня поняли правильно. Приезжайте в Москву, обсудим детали. Тогда и поговорим о вашем директорстве.

«Ура, ура, ура!» — чуть не соскочило у Виталия Вадимовича с языка.

Но министр уже переключилась на другие дела, а помощник стал диктовать день и час, когда Давыдову нужно было появиться в Москве. Виталий Вадимович вернулся к столу, нацарапал данные на какой-то подвернувшейся под руку бумажке и прислушался к гудкам отбоя в трубке.

— Премного благодарен! — теперь уже вслух произнес Давыдов, поставил телефон на место и вернулся к окну.

По реке шел прогулочный катерок, но сверху Виталию Вадимовичу были видны только его крыша и Андреевский флаг, прикрепленный на корме так низко, что углом почти задевал воду. Так, значит, прощай, любимый город, прощай, родной институт, гуд-бай, знакомый с юности пейзаж?

— С чего бы это нас неожиданно удостоили такой высокой чести? — вслух спросил себя Виталий Вадимович и ощутил острейшую потребность как можно быстрее обсудить новости с женой.

Таня, его Таня — вот кто ему был сейчас нужен. Только она, двадцать лет работавшая вместе с ним, с ее острым умом, прекрасным воображением и отточенной логикой, может объяснить или, по крайней мере, предположить, чем вызвано такое необычное и лестное для них предложение. Но тут Виталий вспомнил, что в это время Таня обычно проводит еженедельное совещание с сотрудниками лаборатории. Он вызвал секретаря.

— Люда, принеси мне кофе. — Секретарша смотрела на него во все глаза. Он сделал вид, что ничего особенного не происходит, — ни к чему сотрудникам раньше времени узнавать новости, это плохо отражается на работе. — Подними штору, открой окно и позвони в третью лабораторию. Узнай, когда ко мне сможет зайти Татьяна Петровна. Это срочно.

Помощница вышла, директор откинулся на спинку старого кресла, поднял привычным движением обе руки за голову, положил ноги на тумбу и предался мечтам. «Осколково!» Несколько секунд он осмысливал эту новость. Потом в голову полезли более осторожные мысли. «Где оно хоть находится, это Осколково? Недалеко от Москвы. А на каких правах мы туда поедем? Чем будем заниматься? Тем же, чем раньше, или нам дадут какую-то новую тематику? Может быть, секретную? Вот уж не хотелось бы, потому что тогда прощай, заграница…» Он закрыл глаза, но на его лице продолжала блуждать восторженно-растерянная улыбка.

— В лаборатории Татьяны Петровны никто не берет трубку! — через минуту крикнула ему через дверь Люда, позвякивая посудой.

— Ну, что это, как некстати!

Возбужденный, Виталий встал и снова подошел к теперь уже широко распахнутому окну.

Более чем двухсотлетний, когда-то купеческий, особняк института был скорее высоким, чем длинным. Он казался узкой башенкой, с нелепо прилепленной к боку крышей, со стрельчатыми окнами, с выходящими на набережную, высокими парадными дверями… Много лет назад Давыдов находил здание очень романтичным: неожиданные повороты, крутые лесенки, переходы и потайные комнаты… В этом особняке прошла их с Таней молодость.

Давыдов встал, подошел к окну. В комнату влетел летний ветер, резко отшвырнул штору, жарко обдул лицо. Ветер нес в себе запах моря, серебристой рыбы, горячего металла контейнеров… «Ощущение как перед битвой», — подумал Виталий Вадимович.

В груди разливался шипучий холодок. «Наполеон в такие минуты в комнате за кабинетом заваливал в койку любовниц, а моя собственная жена даже трубку, видишь ли, не берет», — усмехнулся он. Про «койку» Виталий, конечно, шутил. За двадцать пять лет брака они превратились с Таней в одно целое. И периодические любовные эскапады, сопровождавшиеся милыми, но знакомыми до мелочей интимными подробностями, казались Виталию уже чем-то вроде занятий онанизмом: так предсказуемы были их совместные желания. Но он сознательно предпочитал пребывать в этой сексуальной лени, не противопоставляя спокойному браку волнения новых приключений. Скорее потому, что Виталий Давыдов всю жизнь занимался природой не физических наслаждений, а чувств, он относился к физической любви снисходительно. Как к выпивке или еде.