– Хорошо, – сказала Паолина. – Когда они высохнут, я отнесу их наверх.

Женщина тут же ушла, а Паолина принялась перевертывать одежду, подставляя к огню самые мокрые места. Все высохло достаточно быстро. Огонь был сильным, а ткань тонкой, поэтому скоро Паолина смогла собрать вещи. Она перекинула их через руку и поднялась наверх.

Девушка постучала в дверь. Никто не ответил, и она уже решила, что сэр Харвей, должно быть, спит, но тут из-за двери донеслось:

– В чем дело?

– Я принесла вашу одежду, – ответила Паолина.

Она слышала, как он встал с постели и ходил по комнате, прежде чем открыть дверь. Он был одет в рубашку, жилет и простыню и выглядел в таком наряде довольно комично. Несмотря на это, она сделала серьезное лицо и, опустив глаза, подала ему одежду.

– Спасибо, – сказал он. – Жаль, что у меня нет чулок, но зато я раздобыл пару ботинок.

– Мне повезло больше, – ответила на это Паолина. – Моя одежда почти полностью уцелела.

Она попыталась расправить складки на платье, пока говорила, и он заметил, что она одета как человек с хорошим вкусом, но тощим кошельком. И он впервые подумал о том, в каком положении она оказалась.

– Что вы собираетесь делать дальше? – спросила Паолина.

– Ну, для начала я куплю себе пару чулок, – ответил улыбаясь сэр Харвей. – А затем новую рубашку, а то эта разойдется, как только я двину руками.

Она ничего не ответила, и он продолжал:

– Я могу помочь вам добраться до Феррары. Где живут ваши родственники?

– У меня нет родственников.

Он с удивлением посмотрел на нее и переспросил:

– Нет родственников в Италии?

– У меня нет родных нигде.

– Но это немыслимо! Должны же быть тети или кузины, наконец, друзья.

– У меня никого нет.

Она говорила совершенно спокойно, без малейшей жалости к себе.

– В это невозможно поверить.

– И тем не менее это правда. Понимаете, мой отец был долгое время болен. И к тому же по личным причинам он... он не мог возвратиться в Англию.

Сэр Харвей заметил про себя, что прошлое капитана Мэнсфилда – тема, которой лучше было не касаться, а вслух он заметил:

– Но вы сами сказали мне, что ваша мать итальянка.

– Да, но она умерла много лет назад. К тому же ее семья отреклась от нее из-за того, что мой отец сбежал с ней.

– Но за свою жизнь вы не могли вообще ни с кем не общаться, у вас должны быть какие-то друзья.

– Как я уже говорила, отец был болен. Из-за этого он стал очень раздражительным и рассорился со всеми друзьями. У нас было несколько знакомых, но среди них нет никого, к кому я могла бы обратиться за помощью.

– Ладно, внесем ясность, – сказал сэр Харвей. – Из всего этого следует, что у вас нет денег и не у кого их попросить, так?

– Совершенно верно.

– Но черт побери! У вас должны быть какие-то планы.

– Я надеялась, что вы сможете что-нибудь предложить.

– Хорошо, но что же я могу предложить? И что вы сами предполагали делать?

– Не знаю. У нас с отцом было немного денег, но они почти все кончились. Хватало как раз, чтобы добраться до Венеции, а потом...

– Да, а что потом? – спросил сэр Харвей. – На что вы собирались жить?

Ответа не последовало. Паолина отвернула голову так, что он видел только одну щеку и дрожащий подбородок.

– Так что вы собирались делать в Венеции? – продолжал настаивать он. – Каким способом вы собирались зарабатывать деньги?

Она снова не ответила, и после минуты молчания он уже раздраженно произнес:

– Вы должны быть более откровенны. Иначе как же я смогу помочь?

– Мой отец был... был... игроком, – прошептала она. – Он жил на это, и поэтому мы не могли долго оставаться на одном месте. Рано или поздно он увязал в долгах.

Сэр Харвей молчал. Он хорошо представлял ту жизнь, которую она вела. Взаимные обвинения, ссоры, вечно неустойчивое положение и постоянная необходимость бежать прежде, чем кредиторы потеряют терпение.

– Грустная история! – сказал он. – Вы заслуживаете лучшего.

– Спасибо, – тихо сказала она.

– Вопрос только в том, что же делать теперь. Вы умеете что-нибудь делать?

Паолина беспомощно развела руками.

– Я умею шить, – сказала она. – Я собиралась продать вышивки в Венеции, в том случае, если отцу не повезет. Иногда он все-таки выигрывал.

– Даже если это так, то долго это продолжаться не могло, – сказал сэр Харвей жестко. – Все это знают, но тем не менее каждый игрок надеется и верит, что если ему не повезет сегодня, то повезет завтра.

– Я знаю, знаю, – сказала Паолина, опустив голову еще ниже.

«Она прелестна, – подумал сэр Харвей, наблюдая за ней. – Каждая поза, каждый жест неповторимо красив».

– Вы хотите попасть в Англию? – спросил он.

Паолина всплеснула руками.

– Каким образом? – спросила она. – И даже если я попаду туда, что я буду делать? Я никого там не знаю, я не была в Лондоне с пяти или шести лет.

– Тогда вам лучше остаться в Италии.

Паолина свела руки вместе как в молитве.

– И почему я не умерла прошлой ночью? – воскликнула она. – Было бы гораздо лучше, если бы спасся кто-нибудь другой, кому было для чего жить. Зачем, зачем вы спасли меня?

Она смотрела на него глазами, полными слез.

– Я сделал это инстинктивно, – ответил сэр Харвей. – И раз уж я вас спас, то на мне лежит ответственность за вас. Кажется, есть такая традиция, обязывающая человека, спасшего кому-нибудь жизнь, заботиться о нем до конца жизни.

Он улыбнулся при этой мысли.

– Не надо, – попросила Паолина. – Не надо смеяться надо мной.

– А я не смеюсь, – ответил сэр Харвей. – Не могу же я оставить вас в таком положении. Но прежде, чем вы поручите мне заботу о себе, мне нужно сделать одно признание.

Он сделал паузу. Их глаза встретились. В глубине ее глаз светился огонек надежды и что-то еще, возможно, любопытство.

– Видите ли, моя дорогая, – сказал он, – я из тех, кого называют авантюристами.

– Авантюрист! – повторила Паолина, уставившись на сэра Харвея в изумлении.

Она впервые заметила, что он был красив: темные волосы, откинутые со смуглого от загара лица, серые, глубоко посаженные глаза под бровями вразлет, которые постоянно были приподняты так, как будто все в этом мире его забавляло. У него был твердый подбородок и вечно изогнутые в иронической усмешке губы.