— Мне жаль тебя, — говорит девушка. — Жаль, что тебе приходится видеть это.

На её губах расцветает ироничная улыбка. Анна перелезает через парапет, обхватывает его руками и выгибается вперёд. Она закрывает глаза, подставляет лицо тёплом ночному ветру и отпускает руки, секунда пролетает быстро, даже не успеваю поймать мгновение, когда она исчезает, а вместе с ней и летний зной.

Зима бьёт по нервам, заставляя зажмуриться. Застёгиваю куртку, натягиваю перчатки, прячу голову под капюшоном, а затем иду в сторону стоянки, даже и не думая оглянуться — мёртвым не нужны прощания. Своё дело я сделала.

Черный день. Чёрный как смоль и такой же серый, тусклый, бесконечно усталый и седой. Смотреть через окно на выцветшие краски невыносимо противно и до бесконечности одиноко.

В руках фарфоровая чашка с холодным давно остывшим чаем, на подоконнике в полупрозрачной, отсвечивающей зеленцой, пепельнице тлеет сигарета. Тоскливо и холодно, совсем никак не удаётся собрать вместе ускользающие мысли и выйти, наконец, за порог, чтобы окунуться в противный, заунывный ветреный холод.

Я делаю глубокий вдох и закрываю глаза, пытаясь найти немного света в душе, немного тепла и приязни, немного надежды и любви, но всё тщетно. В такие минуты самым страшным становится желание свалиться на пол, как комок беззащитной плоти, уставиться в стену и не думать, не мечтать и не желать ничего. Стать пустым местом, секундой за секундой проживающей жизнь. О, как же хочется отказаться от всего, просто растаять, как этот снег за окном, превратиться в слякоть и грязь под ногами прохожих. Чувствую себя ненужной и бесполезной, беззастенчивой и грязной. Отвратительной.

Напрягаю пальцы рук и с силой ставлю чашку перед собой, наблюдая за тягостной дрожью пальцев. Это даже приятно, как если бы сделала глубокий-глубокий вдох-выдох и выпустила из себя всю накопившуюся боль.

И в этот момент раздаётся оглушительная трель, разрывающая тишину пустого дома. Закрываю вновь глаза и выжидаю. Дверной звонок вновь надрывается. А затем опять и опять. Значит не ошиблись и точно пришли ко мне.

Не знаю и давно уже не спрашиваю, откуда и как они меня находят. Я не люблю работать с людьми. Слишком сложно, слишком противно, слишком мелочно. Большинство и не задумывается по-настоящему о том, что происходит, они просто хотят избавиться от малейшего напоминания о собственной смертности. Они грубы, озлобленны и в ожидании подвоха, ведь мы живём в глубоко материальном мире. И при том количестве верующих, истинная вера живёт в очень редких людях.

Но те, кто находят меня, другие. Совсем иной склад ума, совсем иные чувства и беды. Зачастую не они ищут, а те, кто приходит к ним, находят меня и за собой приводят несчастных. В этом нет радости, ведь боль столь остра, что они не могут по-другому, а мне лишь остаётся пытаться разрешить их от невыносимого бремени.

Спускаюсь по лестнице, по пути захватывая тёплую шаль и укутывая оголённые плечи. Мельком смотрю на мутное отражение в зеркалах первого этажа и замираю у входа.

Никогда не угадаешь, кто ждёт за порогом. Это может быть и старушка, сражённая страхом недавно умершего мужа, и молодая девочка, сжираемая не родившимся братом-близнецом, и мужчина с тоской в сердце, кого тащит за собой погибшая возлюбленная, словом — любой человек переживший утрату. С другими проблемами разбираются совсем другие видящие.

И вновь трель, но в этот раз с нотами отчаяния, как будто человек за дверью уже и не думает застать меня дома, и теперь считает полной глупостью, что заявился неизвестно куда и неизвестно к кому.

Вот теперь можно открыть дверь. Именно сейчас самые скептические мысли покинули его, и он будет слишком растерян, чтобы сопротивляться моим знаниями и словам. Так быстрее пойму, что приключилось и быстрее решу проблему.

Щелчок замка и дверь открылась.

Марго

Этот адрес был последним. Имя, фамилия, род деятельности — медиум. Я не знала, кто эта женщина, не знала, как с ней был связан мой брат. Его подчерк на страницах записной книжки сильно отличался от обычного, так будто бы был написан другой рукой. Это всё, что осталось у меня.

Не видел, не слышал, давно не встречались, куда он пропал? Вот, чем были заполнены остальные страницы и адреса социальных сетей. Старые и новые знакомые, бывшие девушки, друзья по работе, клиенты, телефоны справочных и многое-многое другое, но ничего по-настоящему полезного нет. Только этот адрес выделялся и именно поэтому оставила его напоследок.

Моя надежда.

Я не смогла найти никакой информации об Элли, так словно бы её, как медиум, не существовало. Нет записей о её жизни, нет социальных страничек, подходящих к тому, чем она занималась. Не могу представить, как она выглядит, старая или молодая? Берёт деньги за работу или работает безвозмездно? Сотни вопросов, а дверной звонок такой глухой и далёкий, что его почти не слышу, отчего кажется, что ошиблась адресом и пришла не туда.

Хоть парикмахерская и называлась «У Элли», сомнения оставались тяжкими камешками в груди. Сердце гулко стучало и вот почти была готова отказаться и уйти, как дверь открылась и на пороге появилась она.

Девушка оказалась моложе, чем думала. Гораздо-гораздо моложе. Лет двадцать пять, может чуть постарше. Длинные ноги, тонкая талия с высокой грудью, спрятанной под белой майкой и толстым пледом. Пухлые нежные губы почти бесцветные на фоне белого овала лица. Она была именно такой — чёрно-белой, как старая фотография сороковых годов. Узкий прямой нос, высокие скулы, глубоко посаженные большие глаза, формой ближе к кукольным. Чёрные как смоль вьющиеся волосы, прикрывающие грудь, узкие плечи и бёдра. Девушка казалась почти больной, анемичной, с ворохом проблем и неприятностей, она походила на героиню старинных викторианских романов про заброшенные замки и призраков в белом, про несчастных слабых дам и опасных герцогов.

Но было то, что резко меняло представление о ней. Её взгляд. Прямой и холодный, несгибаемый, острый, как бритва, как хирургический скальпель, взгляд человека, привыкшего препарировать жизнь. Карие, почти чёрные глаза смотрят неотрывно, внимательно, изучая каждую чёрточку, составляя мнение обо мне. Это был опасный взгляд, однако он же внушал доверие к этой девушке. Говорил о знаниях, которых мне не хватало.

— Здравствуйте, — поздоровалась, неловко переминаясь с ноги на ногу.

— Не похоже, что вы ошиблись дверью, так что проходите, мне холодно.

Голос девушки приятно удивил. Глубокий, нежный, женственный и совсем не враждебный, как можно было ожидать.

— Спасибо, — кивнула неловко, проходя следом за ней.

Мы оказались в самом настоящем парикмахерском салоне. Справа стойка регистрации, прямо несколько стульев напротив зеркал, в отдалении за небольшой цветной ширмой скрывались раковины для мытья волос. Когда-то здесь было весьма неплохо, однако сейчас сразу становилось ясно — здесь давно уже никого не стригут. Толстые клочья пыли, заляпанные грязью зеркала, старые пожухлые журналы. Удивительно, что хозяйка этого места просто не вынесет всё отсюда и не превратит этаж в жилое помещение. Это было так странно, что я невольно чихнула. Аллергия на пыль.