Не отпуская портфеля, Хью отпер дверь, плечом открыл ее и включил свет в прихожей. Роуз навстречу не вышла. Интересно, где она может быть? Маловероятно, чтобы ее не было дома. Даже если она и уходила на одну из своих встреч, то к его приходу обычно возвращалась. Если они не ужинали в каком-нибудь ресторане, то к его приходу она, как правило, уже успевала приготовить что-нибудь вкусное. Для Хью было странно видеть дом темным и холодным, особенно накануне торжественного вечера, который планировали провести в рамках акции в помощь бедным.

Поставив портфель, Хью положил дубленку на кресло в прихожей, бросил ключи от машины на стоящий здесь же столик, совершенно не думая о том, что они могут поцарапать полировку, и прошел в большой, отделанный в желтых тонах зал.

Включив лампу на восточном столике, который так нравился Роуз, Хью утонул в большом кресле с удобными подлокотниками. Вытянув свои длинные ноги, он положил их на кофейный столик, чего никогда бы не позволил себе в присутствии Роуз, и включил телевизор.

Роуз пришла через полчаса. Она зажгла бра в прихожей, погасила верхний свет, положила ключи Хью на место — в небольшую керамическую вазочку. Хью все еще смотрел новости.

Войдя в комнату, Роуз задохнулась от возмущения. Все лампы были включены, а шторы не задвинуты. «Ну почему все мужчины считают, что статус добытчика освобождает их от любых домашних обязанностей?» — подумала она.

Пройдя в комнату, Роуз без слов сдвинула тяжелые бледно-желтые шторы и отвела от окна лампу.

— Как ты? — спросил Хью, не отрывая взгляда от экрана.

— Прекрасно, — ответила Роуз. — Нам через час выходить. Я выпью чаю и приму душ.

— Я бы тоже выпил чаю, — ответил Хью.

«Почему бы тебе тогда его не сделать?» — сварливо подумала Роуз, но вслух ничего не сказала. Этим вечером у нее явно было не лучшее настроение. Ей следовало бы держать себя в руках. Она не имеет права раскисать. Исчезнув в полутьме кухни, Роуз подумала, что, если бы не такие моменты, когда Хью буквально сводил ее с ума, их брак можно было бы считать вполне счастливым.

Едва Роуз успела приготовить чай, как зазвонил телефон.

— Привет, мама, — энергично поприветствовала ее Тара. — Как дела?

Роуз была очень рада услышать голос средней дочери. Тару не зря называли солнечным человеком, никто не мог оставаться мрачным в компании с ней.

— Чудесно, Тара. А как ты?

— Тоже замечательно. Мы с Финном только что вышли погулять и собрались было в кино, как ему позвонили с работы. Так что у меня появилось время позвонить тебе.

— Интересный фильм? — спросила Роуз, держа в одной руке трубку радиотелефона, а другой наливая чай в чашки.

— Хотелось бы надеяться, — вздохнула Тара. — Малобюджетный черно-белый фильм по довольно скучной вещи, написанной одним из бывших сценаристов «Национального госпиталя».

Тара тоже участвовала в написании сценария для этой «мыльной оперы».

— Мы пишем как проклятые. Мой Финн от этой нудятины засыпает в середине серии, — весело рассмеялась Тара. — Ты знаешь, он ненавидит все связанное с футболом, автогонками и Камерон Диас в титрах.

— Словом, как твой отец, — сказала с улыбкой Роуз. Она как раз наливала молоко в чашку Хью, поскольку только она знала, сколько нужно молока.

— А ты что поделываешь? — спросила Тара.

— Как обычно. С утра ходила в супермаркет, после обеда была встреча в комитете по распределению благотворительных средств, а к вечеру собираюсь на официальный благотворительный ужин в рамках акции по борьбе с бедностью.

— Полагаю, вы будете во всем своем великолепии, при фамильных изумрудах семьи Миллер, — отпустила шутку Тара.

— Разве что без них, — ответила Роуз.

Фамильные изумруды представляли собой крупные старомодные серьги, а также очень небольшую и неказистую подвеску. Тетя часто и весьма откровенно намекала, что после своей смерти оставит эти драгоценности одной из своих племянниц. Однако когда она умерла, о племянницах просто забыли.

— В самом деле, — продолжила Роуз. — У меня еще есть что надеть, и к тому же надо скоро бежать.

— Позор на твою голову, — ответила Тара. — По городу пойдут разговоры, если ты не появишься перед людьми в одном из своих новых прикидов. У тебя, случайно, нет в гардеробе откровенного платья с обнаженными плечами? В нем ты бы смогла еще больше удивить тех, кто жертвует на благотворительность.

— Я как раз борюсь с образом распутной девки, который себе создала, — совершенно серьезно ответила Роуз. — К тому же у меня нет подходящей под такой фасон груди.

— Какой позор, — со смехом отозвалась Тара. — Но нельзя ли передать привет папе?

Хью словно чувствовал, когда звонят его любимые дочки. Он был уже у телефона в прихожей.

— Привет, Тара, — беззаботно сказал он. — Какие еще безумные любовные сцены ты написала за эту неделю, чтобы шокировать нас, простых телезрителей?

Даже Роуз с лестницы услышала мученический стон Тары: «Ну папа!»

— Она в превосходной форме, — отметил Хью, проходя в спальню и ослабляя тугой узел галстука.

— Да, она выглядит очень счастливой, — ответила Роуз, стоя у большого зеркала платяного шкафа и безуспешно пытаясь застегнуть молнию темного, с кремовыми бусинками, вечернего платья. — Ты не поможешь мне?

Хью стремительно пересек комнату, сбросив по пути галстук на кровать.

— Ты уже говорила сегодня со Стеллой? — спросил он, осторожно застегивая молнию на платье Роуз.

— Еще нет, — ответила она. — Стелла сказала, что скорее всего сегодня будет очень занята. Да и, наверное, всю неделю. Я могу попробовать сама позвонить ей.

— Чудесно, — улыбнулся Хью. Роуз села на край кровати и принялась набирать номер Стеллы, а Хью стал быстро раздеваться. Зажав трубку у плеча, Роуз одновременно красила свои светло-розовые ногти.

— Привет, Эмилия, — радостно сказала Роуз, когда в трубке наконец прозвучал голос. — Это бабушка. Я думала, что ты гуляешь с мамой.

— Мама в ванной. Она застудила шею, — по-взрослому серьезно ответила Эмилия. — А тетя Хейзл дала ей голубую жидкость для ванны, чтобы шея быстрее прошла.

— Бедная мама, — сказала Роуз. — Скажи ей, чтобы не выскакивала из ванны.

— Она уже здесь, — объявила Эмилия и добавила: — Стоит и капает на пол.

— Извини, дорогая, — сказала Роуз, когда услышала голос Стеллы. — Я просила Эмилию не вытаскивать тебя из ванны.

— Пришлось вылезти, — ответила Стелла. — А то чуть не уснула там.

— Как твоя шея?

— Немного лучше, — подумав, сказала Стелла. — Кажется, боль уходит. Сегодня весь день болело и у меня все валилось из рук. А Эмилия чудесная, не правда ли?