Так я познакомился с Чжан Синхэ, потомственным кормчим. Несколько вечеров просидели мы вместе в его землянке, вырытой в лёссовом обрыве.

Старый Чжан говорил о себе, но рассказ его заставлял задуматься о многом.

Чтобы выйти на берег Хуанхэ, волей-неволей надо пересечь весь поселок. Чжан Синхэ шел нахмурившись, ничего не видя, кроме лёссовой пыли под ногами. Почти каждый встречный здоровался с ним. Но эти знаки внимания были неприятны старому лодочнику. «Только небось и разговоров теперь в поселке: Чжан-рулевой решил вернуться на реку, — думал он. — Сколько лет и торговцы и друзья с лодок упрашивали снова походить кормчим — не соглашался. Дал зарок — как гвоздь вбил. И вот на тебе!»

Чжану казалось, что люди оглядываются вслед ему, о чем-то перешептываются. Но, может быть, он преувеличивает? Может быть, это всего-навсего дань внимания прославленному рулевому? Ведь, пока есть Саньмынься, не переведется на Хуанхэ бесшабашное племя речников. Такие, как он, рулевой Чжан Синхэ, всегда будут в почете.

Хуанхэ — торговый путь. Всегда нужны были люди, чтобы вести лодки с товаром через Саньмынься. В поселке Шаньсянь, что повыше ущелья, постоянно ожидали подряда отчаянные лодочники. Они коротали время в маленьких харчевнях, сгрудившихся на берегу. Играли в кости, тянули из крошечных чашек подогретое вино.

Придя в Шаньсянь восемнадцатилетним парнем, Чжан Синхэ нашел много земляков. Те помогли ему наняться в артель. Впрочем, редко кому приходилось долго ждать работы. Отправка хлопка и соли в низовья Хуанхэ сулила солидные барыши. И, хотя торговцы каждый раз рисковали грузом, а лодочники — головой, торговля велась бойко.

Владелец груза обычно сговаривался с кормчим, а уж тот подбирал гребцов по своему усмотрению. В низовьях продавали товар вместе с лодкой: подниматься на ней против течения было не под силу. Артель посуху, на чем придется, добиралась назад.

Возвращались, разумеется, не всегда. Но, если весть о гибели какой-нибудь лодки доходила до харчевен Шаньсяня, об этом старались побыстрее забыть. Люди предпочитали не задумываться над собственной судьбой. Только в песне вспоминали о ней с горькой иронией:

«Хорошо лодочнику на Саньмынься: денег на похороны копить не надо!»

«Береженых небом», вроде Чжан Синхэ, было немного. Сорок лет водил он лодки через Ущелье Трех Ворот. Удивительно ли, что его знает нынче весь Шаньсянь!

Но вот и берег. Новенькие, свежевыструганные лодки стоят на приколе. Чжан Синхэ занимает место рулевого на первой, исподволь окидывает взглядом гребцов. Нет, ничего обидного для себя рулевой не может прочесть на их лицах. Они выражают лишь обостренное внимание.

«Где же груз?» — хочет спросить Чжан Синхэ, но тут же спохватывается: эти лодки надо только провести через Саньмынься. Сразу за воротами на них поставят машины — сверлить дно реки. Шестовой кивком головы подает сигнал: все готово. Торопливые струи легко подхватывают лодку. Обгоняя ее, справа и слева несутся хлопья рыжей пены. Тело привычно приникает к рулевому веслу.

Первые минуты Чжан Синхэ от волнения почти не видит берегов. Но вот справа внимание его привлекают незнакомые строения. Яркими пятнами покрывают они все правобережное взгорье.

— Рабочие живут с гидроузла, — угадав недоуменный взгляд, отвечает загребной. — Всю Шицзятань заселили, да еще вон сколько бараков настроили.

Шицзятань… Как мог он не узнать этой деревни! Напротив нее лодки всегда делали последнюю остановку на пути к Саньмынься. Этого требовал обычай.

Хозяин груза, прихватив жертвенную курицу и чайничек вина, карабкался на крутую гору, где стоит кумирня в честь создателя Саньмынься — легендарного Юя. А пока он там приносил жертвы и бил поклоны, лодочники усаживались перекусить. Ели молча, не торопясь. Наниматели в таких случаях не скупились на угощение.

Потом так же неторопливо, степенно беседовали. Судили, какова нынче река, сообща решали, каким протоком лучше плыть, где поворачивать. В этих немногословных фразах не было и следа напускной беспечности, лихости, которые отличали лодочников у себя в поселке.

Как только наверху раздавался треск хлопушек, двигались дальше. Торговец, ради барышей которого люди рисковали жизнью, возвращался в лодку лишь за ущельем, в безопасном месте. Зато сколько насмешек обрушивалось там на его голову!

Но, как бы ни были дерзки выходки лодочников, купец сносил их с покорным, заискивающим видом. Какая-то сила заставляла его в те минуты признавать превосходство людей, только что прошедших через смерть…

— Будем приставать? — крикнул с носа лодки шестовой. Вопрос этот вернул Чжан Синхэ к действительности.

Да, конечно, пристать надо. Пусть уж все будет как повелось.

Уселись, стали смотреть на реку. Хуанхэ неслась как пришпоренная, ее струи пенились, крутились воронками водоворотов. Глухой рокот со стороны ущелья доносился враждебно и угрожающе.

— Не беда, что половодье, — сказал кто-то из гребцов. — При такой воде надо идти Воротами Чертей. А лучше старого Чжана через них никто не водит. Зато в такой паводок на Косе Живых Камней опасаться нечего. Пронесет как по улице…

Резкая боль кольнула Чжан Синхэ.

Коса Живых Камней… Место, где оживают камни и умирают люди. Сможет ли он пройти ее сейчас? Не дрогнет ли рука? Ведь как раз там Хуанхэ нанесла ему тяжелую рану…

Это было в то время, когда Чжан Синхэ слыл первым кормчим на Саньмынься. Торговцы заискивали перед ним, среди лодочников про него ходили легенды.

Чжан знал себе цену, водил компанию только с такими почтенными кормчими, как и он сам. Был крут, болезненно самолюбив, но на реке действительно творил чудеса. Он водил лодки по любой воде, ухитряясь делать за год до тридцати поездок.

Только на Праздник весны возвращался Чжан Синхэ к семье. Однако деревенская жизнь с каждым разом все больше тяготила кормчего тусклостью, однообразием, изнурительным трудом и удручающей бедностью.

Каждый раз он с облегчением возвращался из деревни в привычную среду речников. Лодочники не любили думать о завтрашнем дне, с беспечной легкостью тратили заработанные деньги.

Время текло, и Чжан Синхэ не заметил, как подрос и пришел в Шаньсянь его старший сын — Чжан Ба. Юноше рано стали доверять место рулевого. Отец не спорил, однако поставил условие: договариваться с торговцами будет сам.

— Молод еще парень свои деньги иметь! — говорил он.

Раз какому-то купцу потребовалось отправить вниз по реке срочный груз. Было это в самый опасный сезон, когда на Саньмынься почти не увидишь лодок. Владелец груза обратился к Чжан Ба. Юноша согласился, но пришел к отцу получить разрешение.

— Езжай! Ничего, проскочите! — не раздумывая, ответил тот. Его соблазнило, что торговец дает тройную цену.

Вечером Чжан Синхэ играл в кости, когда в харчевню вбежали два запыхавшихся земляка. По их лицам он понял все.