Но тут в столовой повеяло теплом южной ночи, и появился черный кружевной зонтик, а следом за ним — сухощавая женщина со старомодной прической — высоко уложенной на макушке копной, увитой лентами. Женщина была в черных очках. С прически, точнее, с крошечной шляпки, свисала густая черная вуаль.

— Очень кстати, Бекка! Ну что, дамы! Нас одиннадцать, — сказала Маркура. — Приступим к голосованию?

— Подожди, — сказала и госпожа Марипоза. — А что насчет программы обучения?

К новому предмету и занятиям в Темной школе мы худо-бедно подготовились, хоть и пришлось перекраивать расписание, а что с занятиями для мальчиков? Не будут же они учиться на уроках красоте, рукоделию, изящным искусствам?

— Почьему? — взяла слово новенькая учительница, которая говорила с диковинным акцентом. — Ведь родитьели мальчьиков думальи, преждье чьем отдать сьюда сыновьей? Их всье устрайивало, если они хотьели учьйить тут детьей. Значьит, меньять программу нье надо!

— Я тоже так думаю, — поддержала Ю госпожа Маркура. — Жду ваших голосов! Кто за то, чтобы у нас учились два новых ученика?

Первой подняла руку Ю. Затем, конечно же, господин Айвори. Его это, кажется, развлекало. Неуверенно и чуть-чуть вздрагивая, подняла руку Гербера, а одновременно с нею взмыла в воздух изящнейшая в Розамунде рука Лукреции Па. Сама Маркура не спешила голосовать, но было понятно, что она не против.

— Четыре, — сказала директриса. — Со мною пять. Смысла спрашивать, кто против, уже нет?

— Я воздержусь, — проговорила Дэрия.

— То есть у нас пять против пяти? — удивленно спросила Маркура. — Нет, так не пойдет! Госпожа Дэрия… Прошу вас!

Но бывшая повариха отвернулась.

— Я вообще даже не уверена, что мне стоит возвращаться к магии и тем более, к ее преподаванию, — пробормотала она и опустила голову.

Голосование зашло в тупик. Повисло неловкое молчание. Его нарушила Ю: она взяла чашку в руки, и послышались легкий скрежет и звяканье.

— В нашьих крайях девочкьи и мальчьики учатся вмьестье, — сказала она.

— А живут как? — тут же спросила Марипоза с искренним любопытством.

— Прьекрасно жьивут, — пожала плечами учительница волшебной механики, блестя раскосыми черными глазами за круглыми прозрачными стеклышками пенсне. — Одна большайя спальнья, на полу матрасы, всье так устайют за дьень, что едва добьирайются до ньих. У нас льюьбьят учьить. И учьиться. Целый дьень учатсья, учатсья, потом спят. Еда два раза в дьень, мытьсья раз в недьелью, всье, кто ньедовольные — ходьят ньеграмотные. Нье хочьешь, нье учьишьсья, но если нье сдал экзамьен — будьешь ловьить рыбу на полье или растьить рьис.

Дамы, пораженные рассказом Ю, молчали. Господин Айвори только посмеивался.

— У вас огромный спальный корпус, — сказал он. — Неужели не найдется спальни и умывальни для двух ребят?

— Неприлично! — вздохнула Марипоза. — Все равно ужасно неприлично! Родители девочек наверняка будут не в восторге.

— Если родители оставили девочек в пансионе даже после нападения… разве какие-то мальчики испугают их больше, чем ведьмы? — невинно спросил Айвори. — Давай, Дэрия! Скажи, что ты с нами!

— Не давите на нее, — возмутилась Акварелла. — Мы тоже можем! Я готова есть вареную капусту и овсянку даже без иллюзий, только бы не допустить, чтобы от нас позабирали воспитанниц из-за каких-то двух мальчишек!

И тогда Дэрия подняла руку. И сказала:

— Я против!

— Это был нехороший прием, — заметил Айвори. — Нечестный!

Некоторое время в столовой было шумно. Даже удивительно, какой шум может стоять от всего-навсего одиннадцати взрослых. Вот прямо не хуже, чем от целой толпы воспитанниц! Шум стоял такой, что в столовую заглянула Лисси. И, на правах библиотекаря, уравняла счет, проголосовав за.

— Да что ж такое-то, — воскликнула госпожа Маркура.

Но крыть было нечем: больше никто права голоса не имел! Ни другие две поварихи, ни сторож, папа Шарлотты, ни ее бабушка, потому что преподавала в Темной школе, а не в пансионе благовоспитанных колдуний.

— Этак мы тут просидим до первого сентября, — рассмеялся господин Айвори. И тогда госпожа Кастелли сдалась.

— Ладно уж, — сказала она. — Пусть учатся. Я голосую за мальчишек.

— Почему это ты изменила решение? — ревниво спросила Мелодика.

— А все просто, — сказала Кастелли. — Мальчишки обычно терпеть не могут всякие цветуи. Помогут мне эту вашу растительность с ворот обдирать.

Госпожа Гербера и госпожа Мелодика переглянулись и расхохотались.

Как хорош был этот последний августовский вечер! Как здорово и волнующе оказалось вернуться в пансион и встретить подружек! Спальный корпус наводнился девочками. Юлианна тащила свою волшебную шкатулочку с гордым видом. У остальных были при себе огромные чемоданищи, толстые, похожие на китов, сундучища, корзинки с плетеными крышками и бумажные пакеты. Такие, знаете, которые «если проголодаешься, я положила тебе пару яблок… ну и кусок пирога, и тех печений, знаешь? А вот это пончики, они сверху, чтобы не помялись, так что не переворачивай!» И пакет, конечно, ставится на большую шляпную картонку, обтянутую тканью, а твои руки заняты корзинкой, и ты вечно беспокоишься, как бы на картонке не остались жирные пятна. Почему пончики с самого верха коварно пробираются на дно коричневого бумажного пакета? Почему оставляют жирные пятна? Кто вообще придумал жирные пятна?!

Нет, конечно, у Юлианны тоже был такой пакет. Но волшебный сундучок она держала под мышкой, зонтик заткнула за пояс, и поэтому могла держать свои пончики под контролем.

Спальный корпус был устроен так, что каждому классу отводилось по небольшому, но отдельному участку, со своей раздевалкой, умывальней, туалетом и несколькими комнатами. В просторном коридоре стояли разномастные стулья и скамеечки, вышивальные станки, полки с книгами — тут можно было бегать, общаться, читать, забравшись на подоконник с ногами или усевшись в старое кресло. Коридор как бы заменял девочкам гостиную. Он выводил на общую лестницу. И по ней сновали туда-сюда воспитанницы всех классов без исключения.

Юлианна поднималась на второй этаж. Направо были спальни второго класса, а налево — первого, и девочка по привычке свернула влево. Уже дошла до своей бывшей комнаты, когда поняла ошибку. Какие-то девчушки лет десяти-одиннадцати тащили мимо нее свои чемоданы.

— Ой-ой, — сказала Юлианна.

И уже развернулась обратно, когда увидела двух мальчишек. Один был постарше, другой помладше, оба одеты в полосатые рубашки с аккуратными галстучками, в короткие синие штаны до колен и — ох, Вечно Недовольные боги! — носки с подтяжками, уходившими под брючины.

Светловолосые, вполне симпатичные мальчишки. Один катил сундук на колесиках. Второй нес два чемодана. И оба они направлялись в угловую спальню, ту самую, которую раньше занимали Юлианна и ее подружки.