— Вот так! Говорить-говорю, а эти ваши кривые картинки зазубрить… Двадцать ударов кисти, чтобы "сороку" написать! И почти сорок — чтобы "розу"! Кто их придумал, должно быть, долго хихикал! Затейник, чтоб его…

— Ругаться точно умеешь! Ну, ладно, но все-таки — зачем тебе? Секретные донесения читать? Но это лучше упрощенными…

— Дура! — Вконец рассердился Змееныш. — Какие донесения!

Ликин сжалась, непроизвольно вцепившись в чайник, ожидая продолжения, но его не последовало.

— Я хочу экзамен сдать. — Добавил Змееныш, немного помолчав. — Хотя бы тот, что на младшие должности.

Ликин решила, что не стоит искушать судьбу, споря с ним. Странный парень! И все же… Вспоминая солдат из дедушкиной охраны… вспоминая молодых людей из отряда… Наверное, этот Жишен хороший командир, если может держать в руках таких, как Змееныш. Нет, может убедить их самих держать себя в руках! Подумать только, он хочет сдать экзамен для чиновников!

Ликин читала, объясняла, потом, увлекшись, начала даже рисовать знаки палочкой в пыли, чтобы показать ему правильный порядок черт. От теплого чайника или нет, но пальцы начинали слушаться все лучше, отступил страх, и безнадежное отчаяние исчезло, растворившись в солнечных лучах.

Она не заметила, когда он спустился, пока не неожиданно не услышала его голос прямо над ухом:

— А теперь — беги и прячься!

Он отпускает ее! Она не успела обрадоваться, не успела и понять призрачность такой надежды.

— Они все же нашли нас. — Спокойно и холодно отчеканил Змееныш, сидевший рядом с девушкой возле ограды. Сейчас он вертел головой, прислушиваясь. — Это расследователь из Управления Печатей, его команда. Внучка Шу — подарок для них. Потом — каторга для всех вас, и для тебя тоже. Минут пять им, чтобы добраться сюда.

— Я не могу! Не могу бежать!

Ликин задохнулась — еще раз! В государственной тюрьме! Потом — каторга! Лучше умереть…

— Тогда прячься. Вперед!

На лице у парня выступили капли пота, на лбу, даже над губами. Он испугался — он пронзен ужасом, как копьем! Его глаза и голос до краев наполнены страхом… Всепоглощающим, таким, от которого коченеешь, как от мороза. Змееныш — просто трусишка, — скользнула презрительная мысль. Она, Ликин, не перепугалась до такой степени даже когда, после двух часов беготни, напряжения и преследования собака все же нашла ее, притаившуюся под поваленными бамбуковыми стволами. Но, может быть, Змееныш просто знал, что сделают в отделе расследований Управления Печатей с такими, как он…

Если бы она знала заранее, — нет, она ни за что не осмелилась бы на эту поездку! Это хуже смерти!

Она сама уговорила дедушку везти посылку! Ей так хотелось доказать что дед неправ, что те ужасные слова: "Бесполезный! Никчемный! Никакого толку!", сказанные о ее отце… и о ней тоже, она ведь слышала их с бабушкой споры… Она должна, она может отвезти деньги и письмо тому человеку, на встречу с которым дед выезжал из ставки, несмотря на опасность. Она знала, как открывается тайное отделение шкатулки. И должна была отдать ее только в собственные руки того человека.

Важный чиновник, влиятельное лицо в столице, это от него приходили донесения, подаваемые деду прямо в руки доверенным курьером, тот человек мог спасти, он даже обещал… У дедушки были важные документы, нужные тому человеку… Имея которые, можно было рассчитывать на его донесения и верить им. Ликин не знала, какой позорный секрет чиновника был в тех документах, но дедушка благородно и честно возвращает их перед тем, как уйти. И, наверное, этот чиновник должен сделать что-то для нее, Ликин — ведь немыслимо брать в опасное путешествие по горам … девчонку. Она будет обузой, это же понятно.

Каждый воин был необходим, вот-вот ставку атакуют, возьмут штурмом, но у дедушки был план… Он с малым количество самых доверенных людей мог бы прорваться, нужно было всего-то чуть-чуть оттеснить окружение — и они ушли бы тайным путем, через холмы и по речке… Но остальные собирались биться до конца. Дедушку не поддержал бы никто, его сочли бы предателем — какое безумие! Идеи живы, пока живы люди, что хранят их, что несут их, как уносят угли в сосуде, когда дожди заливают огонь костра. Смерть человека ничего не значит по сравнению со смертью идеи, которая могла бы стать костром, дарящим тепло, пищу, радость тысячам людей…

Чтобы спасти идеи, чтобы вынести драгоценные свитки дед готов был не только отдать жизнь — он готов был пойти еще дальше! Вот какой силой была вера ее дедушки — Ликин не могла не восхищаться… Вера и была всей его жизнью, на нее, Ликин, даже на собственную дочь — покойную матушку Ликин, и даже на бабушку, которую дед когда-то искренне любил — ни на что более душевных сил уже не оставалось. Он не оставлял себе ничего личного, всецело преданный лишь одному…

Ликин не могла совсем отрешиться от слабостей, но она хотела бы быть столь же прямой… несгибаемой… несокрушимой… И вот теперь…

Теперь она не может даже встать на ноги, а рядом потеет от страха мальчишка-наемник, растленный, вызывающий отвращение тип, для которого в жизни не важно ничего, кроме собственной шкуры и приказов "господина командира" — бессердечного, жестокого чужака по прозвищу Дух Смерти, Жишен, для которого все средства хороши, а цель одна — деньги, которые, вдобавок, получит не он, а иноземный клан, на островах, далеко-далеко за морем. Жишена и его людей нанял князь одного из северо-западных уделов, постоянно конфликтовавший с соседом, туда даже войска собирались послать. Теперь Жишен явился сюда… Самая маленькая война, просто ссора — как костер без присмотра. Порыв ветра — и пламя поглотило дом, и горит несжатое поле, и вот пожар уже ревет, как зверь, яростно пожирает луга, и леса, разрывает их в черные лоскуты.

Взрыв на крыше заставил ее вздрогнуть. На самом верху, вращаясь и жужжа, горела "спираль", источая дым и фонтаны искр. Змееныш исчез, будто его и не было.

Ликин нырнула в густую траву, перебралась дальше вдоль ограды под покровом ползучих растений. Впереди были ворота, от которых осталось несколько бревен. Совсем рядом, в шаге-другом от притаившейся Ликин изгородь завалилась набок, колья торчали в разные стороны сквозь сплошной ковер вьюнка и колючих веток. Девушка прикинула, что она, пожалуй, сможет проползти между ними и оказаться на воле, в высокой траве, окружающей дом с трех сторон. Позади вплотную к ограде начинались бамбуковые заросли, потом — лес до самой дороги и дальше. Тропа, бывшая