Веки пришли в движение, взгляд смягчился. Илана глубоко вздохнула:

– Я не бывала в Израиле уже пятьдесят семь лет. В этом году будет ровно пятьдесят семь. Ну, вы все записали, все поняли. Если будут вопросы, вы всегда можете мне позвонить.

– Мне бы все-таки не помешало иметь при себе письменное согласие автора картины, – сказала Александра, поднимаясь с кресла. – Здесь, в Шереметьево, вопросов не возникнет, но это может сыграть роль в Израиле.

Илана взглянула на потолок.

– Я не хочу просить Генриха. У него отвратительный характер, и с годами лучше не стало. Мы только потеряем время. Напишу вам согласие на вывоз как владелица картины.

Александра продиктовала ей текст в свободной форме, Илана быстро покрыла половину листа округлым детским почерком, размашисто подписалась. Покидая особняк, Александра была уже совершенно поглощена мыслями о предстоящем полете. Еще утром у нее были совсем другие планы, а точнее – почти никаких планов. Хроническая беготня в поисках заказов, затянувшийся финансовый кризис, вечное опасение, что нечем будет заплатить за съемную квартиру…

* * *

– Как тебе повезло!

Марина Алешина, ее подруга, к которой она заглянула перед отъездом, чтобы отдать небольшой долг, с удовольствием приняла деньги и выслушала краткое изложение истории. Подробностей Александра избегала, как всегда, оберегая тайну клиента.

– До чего кстати подвернулось это дело. – Марина открыла стеклянную дверь шкафа с химической посудой и положила на полку деньги. – Сейчас у всех застой. И у меня ничего – ни продаж, ни экспертиз… Просто кошмар. Я такого не припомню!

Марина Алешина была крупнейшим экспертом по старинным пластикам, давно снятым с производства. Талантливый химик и бесстрастный коллекционер, умеющий чувствовать нестабильный рынок, она и во времена кризиса зарабатывала отлично. Ее специализация была редкой, ее экспертизы ценились во всем мире.

– В последнее время деньги только у китайцев, а я с ними не люблю связываться. – Марина смотрела на свое отражение в стеклянной дверце. Затем подошла к окну, опустила жалюзи, зажгла лампу на большом рабочем столе, поправила чехол на микроскопе, открыла ноутбук. – Несколько раз со мной забыли расплатиться до конца, а найти человека в Китае невозможно… Да, вот что!

Она резко повернулась к гостье:

– Пришла в голову одна мысль! В Хайфе у меня есть старый знакомый, он уехал лет десять назад. Мы пересекались на аукционах, и он за мной немного ухаживал…

Марина рассмеялась мягким щекочущим смехом, поправила блестящие черные волосы, уложенные в высокую прическу. Она умело копировала стиль шестидесятых годов прошлого века, и это очень шло к ее здоровой, полнокровной красоте. Александре она напоминала портрет молодой Екатерины Первой – пышная брюнетка с гордой осанкой и лукавым, дерзким взглядом.

– Павел… – Марина щелкала клавишами. – Он писал мне после отъезда несколько раз, просил скидывать заказы в Израиле, если попадутся. Но ничего никогда не попадалось. Да, вот его последнее письмо – Павел Щедринский. Тут и телефон есть. Давай я вас свяжу? Вдруг пригодится… Сейчас напишу ему.

– Давай. – Александра посмотрела на циферблат часов с оторванным ремешком. – Не очень понимаю, как он мне может пригодиться, но все же… Я в Израиле никого и ничего не знаю.

Марина протянула ей распечатанное письмо:

– Вот тут наверху его электронный адрес и телефон. Ты будешь на связи, надеюсь? Передай ему от меня привет и будь осторожна – он дамский угодник!

– О… – протянула Александра, пряча сложенный листок в огромную брезентовую сумку, испачканную красками. – Ты же знаешь – мною интересуются только сумасшедшие. Я их почему-то привлекаю. Ладно, пора в Шереметьево. Надеюсь, через несколько дней вернусь. Иначе пропущу аукцион в «Империи» и аванс придется вернуть.

– Это прекрасно, когда приходится выбирать между хорошим и более лучшим. – Марина крепко обняла подругу на прощанье и, отстранившись, оглядела ее. – Немного солнца тебе не помешает! Ты очень бледная!

* * *

И только в Шереметьево, сидя в кафе с чашкой капучино, ожидая начала посадки в самолет, Александра перевела дух и осознала, что на рассвете окажется в Израиле, очень далеко от московских дел и проблем. В последнее время ей редко приходилось ездить – международная торговля предметами искусства переживала кризис, заказчики редко посылали ее за границу. И как всегда в последние минуты перед вылетом, она испытала блаженное чувство свободы – обманчивой, короткой, драгоценной. Кофе остыл, Александра сидела за столиком, откинувшись на спинку диванчика, обводя взглядом полупустой вечерний терминал. На ее губах застыла улыбка. «Что ж, у меня есть причины улыбаться! – Она размешала ложкой остывшую сливочную пену и сделала глоток. – Илана меня прямо спасла! Сейчас и заказов-то нет, и продаж никаких, а ведь зима! Время предпраздничное, обычно рынок всегда оживает…»

Перед вылетом Александра успела наведаться домой – она уже привыкла называть домом съемную квартиру, где жила с начала этого лета. Художница собрала дорожную сумку и зашла к квартирной хозяйке, которая жила в соседнем подъезде. Юлия Петровна была приятно удивлена, получив квартирную плату за два месяца вперед.

– Я решила заплатить сразу за два, чтобы деньги не разошлись, – откровенно сказала Александра и тут же выругала себя за эту неуместную прямоту. Глаза квартирной хозяйки, щедро обведенные фиолетовыми тенями, внимательно сузились.

– Очень разумно, дорогая, очень разумно! – проворковала Юлия Петровна, опуская деньги в карман стеганого атласного халата, выдержанного в фиолетово-сиреневых тонах, как и ее макияж и даже цвет волос. Вдова художника, сдававшая Александре мастерскую покойного мужа, оставалась верна как его памяти, так и этой цветовой гамме. Она носила только эти цвета и говорила только о муже. «Собственно, это даже не недостатки, – делилась Александра с Мариной Алешиной. – Но больше десяти минут подряд я с ней общаться не могу. Устаю!»

– Мне ли не знать, как художники обращаются с деньгами, – Юлия Петровна подошла к столу и вырвала из тетрадки лист. – Сейчас напишу вам расписку. Мой Лёня получал за картину пять тысяч долларов… И через несколько дней этих денег не было. У художника всегда слишком много нищих друзей! Тут надо иметь железное сердце, чтобы деньги уцелели. А он был добрый, никому не отказывал.

И, молниеносно написав расписку, закончила, протягивая лист бумаги Александре:

– Ну и конечно, он выпивал.

– Я не выпиваю, к счастью, – улыбнулась Александра, пряча расписку в карман сумки. – Но деньги улетают все равно. Меня не будет два-три дня. Я еще не брала обратный билет.

– Какая вы счастливица! – Юлия Петровна зачем-то достала из кармана деньги и посмотрела на них, словно желая убедиться в их реальности. – Израиль в декабре… Ведь это мечта! Наверное, там еще купаются в море?

– Насчет моря не знаю, – улыбнулась Александра. – Но пальмы я точно увижу.