– Какие серебряные ложки? – изумилась я. – Да у толстяка Марфиса сроду таких не водилось!

И прикусила язык. Понятно, что все напрасно, зря я сотрясаю воздух. Эти двое силовиков наверняка не раз просиживали у толстяка штаны, распивая горячее пиво и поедая чесночные гренки. Пройдоха Марфис решил упечь посудомойку в казематы, побоявшись, что она снова начнет требовать свою плату. А может, просто надумал выслужиться перед властью Арвиндаля. Все знают, что у силовиков есть план на поимку Ворон. Вот они и стараются… Толстяк теперь в двойном выигрыше – и от меня, глупой, избавился, и заслужил похвалу силовиков. Так что в следующий раз они закроют глаза, если в тавернах Марфиса случится какой переполох или нажалуются облапошенные посетители.

И кто меня за язык потянул, зачем ляпнула про заветное желание? Ведь никогда и никому…

Я застыла, сузив глаза, невидящим взглядом уставившись в пространство и не слыша вопросов носатого. Не могла я это сказать. Несмотря на усталость и злость – не могла! Не первый день живу на свете и знаю, что некоторые вещи говорить нельзя! Ни за что!

Значит, вариант один. В том месте, где я стояла, висел какой-то запрещенный предмет, вроде «раскрывателя тайных мыслей», который нельзя использовать в быту. Вещица, созданная заветным желанием в период Хаоса, дорогая и опасная. И очень полезная для таких прохиндеев, как толстяк Марфис! Ляпнет подвыпивший путник свои тайные мысли, выйдет из таверны, а тут его уже ждут силовики! И план по поимке злостных преступников выполняется, и все довольны! Ну если не считать несчастных нарушителей, которые таковыми и не являются!

Выходит, толстяк и эти двое ищеек в сговоре, и убеждать их в своей невиновности – бесполезно. То, что я сказала в таверне про Лино – это ужасно. А быть частью Сопротивления – это серьезное преступление. Очень серьезное.

Что же делать?

Подняв голову, я взглянула на силовика за столом.

– Хотите нам что-то сказать? – почти весело спросил тщедушный.

– По закону вы обязаны сообщить о моем задержании, – сипло произнесла я.

– Так у тебя нет никого, крошка. Кому же сообщать?

– Есть. Вы обязаны. По закону. Кому я скажу! – на одном дыхании выдала я. – Фрейм! С Ледника! Шестой туннель! Я хочу, чтобы вы оповестили его о моем задержании!

Силовики переглянулись, рыжий пожал плечами. Похоже, названное имя им ни о чем не говорило. Я же выдохлась и снова опустила голову.

– Ну что же, – махнул рукой носатый и издевательски добавил: – Все для нашей дорогой гостьи! Какое сообщение вы хотите отправить? Устное или письменное?

Я замерла, лихорадочно соображая. Устное означает, что где бы ни находился в данный момент Фрейм, над его головой откроется крошечное окошко – пространственный разрыв размером с булавочную головку – и оттуда прозвучит послание. Подвох в том, что в шумной толпе его невозможно услышать, к тому же адресат может в этот момент спать. Ну или заниматься любым другим делом, не позволяющим услышать секундное сообщение извне. Очень тихое, между прочим!

Письменное давало гарантию на прочтение, но вот беда – за него надо внести дополнительную плату, и немалую! По закону мне полагалось лишь устное.

– Сколько стоит второй вариант? – вскинулась я.

– Вижу, ты знакома с порядками, – хохотнул тщедушный. – Две сотни рогатых. Но для тебя сделаю скидку. Сто восемьдесят!

Я похолодела. Сто восемьдесят купюр с изображением черного единорога – символа Лино. Символа нашего мира. Говорят, в древности единорог считался волшебным зверем, способным творить магию. И изначально его изображали белым. Но человеческие пороки окрасили чародейство в черный.

Но сейчас меня мало занимала история единорога и вообще история. За месяц в компании противного толстяка Марфиса и гор немытой посуды мне обещали всего шестьдесят монет, а отдали лишь половину! Конечно, у меня не было денег, чтобы заплатить ищейкам. Откуда… И два гада со знаком скалящегося пса на форме это прекрасно знали!

Я высоко задрала подбородок.

– Прошу отправить устное послание. И зафиксировать в Реестре!

Тщедушный потер острый выпирающий подбородок и хмыкнул. Вжикнул грифелем по бумаге, включил передатчик. Водянистые глаза снова затянулись синевой, значит, подключился к Реестру. Над головой мужика появился сгусток. Тонкие губы силовика вытянулись в трубочку, и гад прошамкал:

– Послание для Фрейма. Эл Рид задержана по обвинению в причастности к запрещенной организации Сопротивления и отправлена в казематы до дальнейшего разбирательства. Конец сообщения.

Точка над его плешивой головой завернулась воронкой и исчезла.

Я подавилась от возмущения.

– Но вы сказали это слишком тихо! И невнятно! Даже я ничего не смогла разобрать! Вы должны повторить сообщение! Да он же ничего не услышит!

– Послание отправлено и доставлено, – мерзко усмехнулся негодяй. – Мы чтим закон, в отличие от преступников. Ну а теперь самое время признаться в своих злодеяниях.

Я сникла. Все понятно, ничего не докажу. На что я вообще надеялась? Да даже если этот сероглазый Фрейм услышит и разберет шамканье силовика, кто сказал, что парень мне поможет? Скорее отмахнется с недоумением, не понимая, кто такая вообще эта Эл Рид! Ведь он даже не знает моего имени!

Холодок ужаса прокрался за шиворот и потек по хребту.

Следующий час я провела так же. Сидела на железном стуле, молчала и слушала завывания и уверения носатого. Рыжий верзила периодически хрустел шеей и скалился, видимо, чтобы я не расслаблялась. Но ничего внятного они от меня так и не добились, поэтому решили отправить в камеру, пообещав продолжить с утра.

Я с трудом встала – ноги затекли.

– Ничего, ты нам все расскажешь, – ласково пообещал носатый. – У нас все и всё рассказывают. Ты уж поверь.

– Орденом Лино запрещены любые пытки, – пробормотала я.

– Кто говорил о пытках? – хмыкнул рыжий. – Всего лишь посидишь в камере. Ну а то, что она внутри льдины, да без отопления, так в этом мы не виноваты! Это тюрьма!

Негодяи рассмеялись, я поежилась. Значит, вот что меня ждет… На айсберге не принято шутить с холодом. Живот свело от дурных предчувствий, но я лишь выше подняла голову, не показывая страха.

– Ладно, хватит болтать, двигай ногами, – одернул меня рыжий верзила. – Для начала здесь посидишь, не станешь сговорчивее, отправишься в карцер! А там гораздо хуже, уж поверь мне!

Меня потащили куда-то по узкому коридору и впихнули в крошечную комнатушку. Здесь я привалилась к стене, глядя на круглое окошко под потолком. В него смотрелась одинокая звезда – холодная, недоступная, совершенно равнодушная к судьбе девушки по имени Эл Рид.

В углу камеры виднелась дыра-нужник, вдоль стены тянулась не кровать, а полка. Даже мне на ней будет неудобно, что уж говорить о людях с более плотной фигурой! Впрочем, кого волнуют неудобства преступников… или то, что они голодны, замерзли и чертовски испуганы? За свою недолгую жизнь мне доводилось бывать в передрягах, но так серьезно я попала впервые.