Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пожарники, – Светка тоже догадалась. – Только непонятно, что тушить собираются.
– Может, от паразитов опрыскивают? – предположил я.
Но оказалось, что от паразитов пожарные ничего не опрыскивали, – над головой у одного из них вспыхнул воздух, и прочертилась широкая огненная дуга. Она на мгновение зависла в воздухе, затем пролилась в поле огнём. Рожь мгновенно вспыхнула. И другие пожарные ударили, и огонь расплескался по сторонам, на секунды над озером поднялся чёрный масляный дым, но огонь тут же поднялся выше и выжег дым, и остался только огонь. Жаркий и голодный. Я давно за огнём такое замечал – стоит ему лишь чуть вырваться, как он себя уже не помнит, ревёт, гудит и жрёт всё, до чего дотянется. А фигуры в блестящих марсианских комбинезонах добавили ещё огня. И ещё.
– Огнемёты… – поражённо сказал я.
– Огнемёты! – с восхищением проговорила Светка.
Она огонь ещё больше меня любит.
Отец промолчал.
Рожь разгоралась. Пламя поднялось уже стеной. Понятно, что заезжено, но по-другому не сказать – только стеной, неровной, похожей на лес, только из огня.
– Однако… – Светка стала настраивать планшет. – Провинция, как всегда, будоражит. Сюда бы Ван Гога, он бы оценил.
Началось, подумал я. Не успели ещё приехать, а ей уже Ван Гога подавай. А на всех Ван Гогов не хватит.
Мы медленно катились вдоль поля, смотрели на молодой пожар.
На дороге перед нами стояла пожарная машина, рядом с ней машина «Скорой помощи», вокруг ленились несколько человек в униформе спасателей, пили газировку, жевали что-то, поглядывали на разгорающееся поле. Из кабины пожарной машины торчали телескопические удочки с привязанными чёрными лентами, ветер тянул эти ленты в сторону поля. Пикник с огнемётами такой, да, Ван Гог бы смог. Но и Шишкин бы не спасовал, думаю. Если художник Шишкин жил бы в наши предпоследние дни, он наверняка рисовал бы такие вот картины.
Проехать можно было только по обочине, отец взял вправо и стал пробираться мимо пожарной дружины.
– Это кризис перепроизводства злаковых культур, – объяснила Светка. – Выросло слишком много, а хранить негде. Логистику не просчитали, вот и жгут. Невидимая рука рынка. Вообще весь мир состоит из невидимых рук, куда ни сверни – везде кто-то невидимыми руками орудует…
– Не мели ерунды, – оборвал отец. – Никто из-за этого жечь не будет.
Огонь сильнее подхватился ветром, над полем поднялись огненные паруса.
– Да остановись же! – потребовала Светка. – Это красиво, оставь, я хочу поснимать!
Отец остановился. Светка стала снимать горящее поле на планшет. А я смотрел. Страшно и красиво. Хорошо, ветер в сторону реки, а если обратно качнётся? Или в сторону леса?
К нам подошёл пузатый дядька в оранжевой дорожной жилетке, отец опустил стекло.
– Вы в Холмы? – спросил дядька.
– Да. С экскурсионными целями.
Я решил, что сейчас дядька начнёт требовать прекратить съёмку, но на съёмку ему плевать было.
– Прямо езжайте, – указал дядька. – Тут недалеко уже. Вы Лодыжского смотреть?
– Да…
– Ага, понятно. Если с ночёвкой решите, то «Тихая прохлада» свободна сейчас. Это гостевой дом.
– Спасибо. А что это у вас творится? – отец кивнул на поле.
– Дезинфекционные мероприятия, – пояснил дядька. – Контролируемый пал.
– Зачем?
– Спорынья, – вздохнул дядька. – Видимо, рожь заражённую посеяли, теперь утилизировать надо.
– Спорынья? – отец удивился. – Разве она ещё есть?
– Как видите, вылезает ещё. Редкостная дрянь, приходится выжигать, другого-то выхода нет.
– Понятно.
Огнемётчики продолжали расходиться веером. Они плевались огнём, поджигали рожь, и та принимала пламя, а ветер его раздувал.
– Поезжайте, – махнул рукой дядька. – Здесь небезопасно.
– Да-да…
Со стороны города, поднимая пыль, показался джип. Не как наш паркетный вездеход, а вполне себе внедорожная машина, пикап на квадратных колёсах со злыми грунтозацепами, с люстрой на крыше, с гофрированной трубой шнорхеля, выведенной на крышу. Битый, царапанный, с облупившейся по порогам краской, джип замедлил ход и остановился напротив нас. Из машины выбрался высокий и крупный человек в блестящем огнезащитном костюме, вблизи напоминавшем сильно помятую фольгу от шоколадки. Человек достал из кузова пикапа оранжевый баллон с лямками, закинул за плечи, подпрыгнул, поправляясь. Огнемёт.
Огнемёт и огнемётчик.
– Михаил Петрович, мы бы сами управились. – К огнемётчику тут же подбежал мужик в оранжевой жилетке. – Зачем? Тут дел всего-то на полчаса…
Михаил Петрович покачал головой и стал натягивать толстые перчатки.
– У нас всё под контролем, – продолжал докладывать мужик. – Первая группа, как планировалось, движется к востоку…
Михаил Петрович помотал головой.
Мэр, подумал я. Решил лично постоять над пропастью во ржи, в данном случае совершенно в буквальном смысле. В провинции всегда так, каждый, способный держать в руках оружие, выходит на передний край с огнемётом. Тем и жива.
– Но всё-таки, Михаил Петрович…
Михаил Петрович щёлкнул чем-то в своём огнемёте, и перед форсунками вспыхнул острый синий огонёк.
– Понятно. – Мужик в жилете чуть поклонился. – Всё понятно. Остаёмся на связи.
Он слился куда-то в сторону, а Михаил Петрович…
Михаил Петрович стоял напротив нас и смотрел. У него были пустые и совершенно бессонные глаза, блестящие то ли от усталости, то ли от лекарств, пластиковые какие-то. Он смотрел, и ничего в его глазах не шевелилось, только огнемёт шумел, совсем как старый примус.
– Здравствуйте, – сказал отец.
Михаил Петрович вздрогнул, очнулся и пошагал в поле, но потом оглянулся и снова точно прилип к нам.
Отец двинул машину, «Ровер» вырулил с обочины и покатил дальше, только уже не быстро – на дорогу то и дело выскакивала полевая живность, спасавшаяся от пожара: мыши, ежи, суслики, пешеходные птички с длинными носами. Отец не любил давить животину и ехал медленно, оставляя шанс.
Поле кончилось, снова начался лес. Светка выключила планшет.
– Спорынья? – спросила она.
– Это редкая гадость, – сказал я. – Такие чёрненькие дряни прямо в колосе…
– Гадость, – подтвердил отец. – Всё гадость, время такое. Спорынья везде. И они правильно делают, что её выжигают, её и надо выжигать.
– А я сама всегда выступаю за выжигание, – заявила Светка. – Только выжиганием можно навести хоть какой-то порядок в этом мире.
Я не стал спорить, пусть, в выжиганиях Светка всё-таки разбирается гораздо глубже.