* * *

Третий выстрел был сделан из ракетницы поздним августом 1959 года. Уже перед самой темнотой папа понял, что потерялся. Сначала ему казалось, что произошло недоразумение, что еще немного, и найдется нужная тропинка, что он сейчас на нее выйдет, нужно только еще усилие, лишь внимательней оглядеться, лучше сосредоточиться, и она окажется под ногами. Он бодрился, озирался по сторонам, прошел сквозь еловые заросли – напролом, без дороги, специально, чтобы сменить направление, чтобы не оказаться, в который раз уже, все у того же заброшенного муравейника. Маневр не помог: показавшаяся было под ногами заросшая тропинка снова привела его туда же. Папа сел на поваленное дерево. В набухших бороздках коры медленно двигалась серо-черная гусеница. Каждое существо знало свой маршрут, во всем был смысл – даже в исчезновении муравьев, и там, куда они переместились, солнце отсвечивало от тысяч их гладких телец так ярко, что наблюдатель, если бы вдруг такой оказался, вынужден был бы зажмуриться, чтобы не ослепнуть. Сумерки сгущались, папины руки и ноги теряли цвет и сливались с темнотой так же послушно, как и все, что было вокруг. Он понял, что не сможет отсюда выбраться. Родители будут его искать, но он не сказал им, что идет в лес. Папа заплакал. Становилось все холоднее. Он уснул.

* * *

Идти было непросто, но Длинный справлялся. Всего-то полбутылки вина, отмечали диплом – голова вроде ясная, но вот координация уже была не очень. К вечеру резко похолодало. Конец августа, но ветер был зимний – колючий и сухой. «Отменили осень», – подумал Длинный. Хорошо, что сообразил взять с собой куртку. Странности начались на подступах к дому. В освещенной витрине кафе «Мороженое» Длинный увидел свое отражение. Не сразу сообразил, в чем дело. Куртка была застегнута на все пуговицы, а еще вчера ведь двух не хватало, приходилось придерживать ее у ворота рукой, чтобы не продувало. Но пуговицы были на месте, факт – черные, гладкие и матово-поблескивающие в свете фонарей. «Надо лучше о себе думать», – сказал Длинный вслух. Он зашагал дальше, замечая на ходу, что плечи стали более расправленными, а походка – пружинистей. Зайдя в свой подъезд, он стал искать в кармане ключ. Это уже давно стало малоприятным ритуалом: подкладка правого кармана прохудилась; Длинный всякий раз забывал об этом и клал ключ именно туда. Потом приходилось подолгу шарить в дырке рукой – ключ вечно забивался за подкладкой в какой-нибудь скрытый, труднодоступный угол. Он каждый раз не верил, что удастся его найти. Но в этот раз все было иначе. Ключ спокойно дожидался его в правом кармане. Длинный недоверчиво ощупал подкладку: дырки не было. Длинный вставил ключ в замок и попытался его повернуть. Ключ не поддавался. Еще раз. Тот же результат. Длинный вытащил ключ и поднес к глазам. Его ключ должен быть круглый, а этот – трапециевидный, с подпиленными, очевидно, чтобы карманы не рвались, уголками. «Идиот, – Длинный застонал и ударился о дверь лбом, – ты взял чужую куртку». Теперь придется искать хозяина, извиняться. Представляю, как он пытается попасть домой. Удивляется, что карман дырявый. Когда найдет ключ, его будет ждать сюрприз. Еще было непонятно, что предпринять: не ночевать же тут, на лестнице. Мама с бабушкой уехали к тете в Калугу, до следующей недели не вернутся. Длинный сел, прислонившись спиной к двери. Ветер усилился: об оконное стекло на лестничной площадке хлестала тополиная ветка. Потом на нем появились капли дождя. Длинный смотрел, как они заполняют стекло. Потом он встал, поднял воротник куртки, съежился, стараясь уместить в него шею, и вышел из подъезда.

* * *

Успел на последнюю электричку. Фонарей по дороге со станции почти не было, но они были и не нужны – путь к Витькиному дому Длинный знал наизусть. Очертания предметов сгладились в темноте: углы стали округлыми, плавные линии растворились в глубоких тенях и стелившемся по земле белесом тумане, и получалось, что то, что он помнил, что существовало в его памяти, всё больше отступая вглубь, рассыпаясь на фрагменты, которые менялись местами, делались прозрачными, сливались с чернотой и возникали снова, теперь сделалось более осязаемым, чем все, что угадывалось вокруг. Именно там проходила дорога. С каждым шагом он все больше убеждался, что совершил ошибку. Не надо было сюда приезжать, не надо. Не зря он с тех пор ни разу тут не был. «Впрочем, и повода не было, – отвечал себе Длинный, – а теперь еще и выхода нет». В мыслях он возвращался на станцию, поднимался на пустой перрон, прыгал, стараясь согреться и обмануть подступавший сон. Ждал первую утреннюю электричку. Вот и Витькин дом. Ключа у Длинного не было, но его и не подразумевалось. Замочная скважина в двери не действовала. Чтобы открыть дом, нужно было просунуть заготовленную жесткую проволоку в специально проделанное отверстие и, ловко ее повернув, подцепить собачку замка. Проволока была на месте, под лестницей.

В доме, куда не вернется хозяин, предметы кажутся более объемными – будто свет отражается от них немного иначе, подчеркивая контуры. Это, наверное, потому, что, когда на них смотришь, не видишь за ними будущих движений их владельца. Все видно, все голо, предметы прочно занимают свои места. Длинный включил свет, выключил, включил опять.

Витька ему тогда все уши прожужжал этой пещерой, говорил, там сталактиты и сталагмиты, она одна такая в наших краях. А где пещера, там и окаменелости, там и море раньше было. «Смотри, не утони там миллионы лет назад!» – смеялся Длинный. Они собирались туда вдвоем, купили карту, и никакого полигона на ней, конечно, не было. Пещеры, правда, тоже не было – только лес, поле и снова лес. Витька уверял, что она там, куда ей деться. Говорил, что разузнал, как до нее добраться. В итоге поехал туда один. У Длинного разболелся зуб, распухла щека, пришлось срочно искать врача. Полигон не был огорожен – чтобы не привлекать внимания. Кое-где, правда, поставили предупреждающие таблички, но они проржавели, краска облезла, вот Витьке ни одна на глаза и не попалась. Один-единственный выстрел, даже толком непонятно, из какого оружия. Длинный был на похоронах, но хоронить было некого. Ходили слухи, что в тот день и учений-то не было, что-то сорвалось у них там. Несчастный случай.

Глаза слипались, но ложиться спать не хотелось. Не хотелось открывать утром глаза и узнавать этот дом и себя в нем. Длинный решил сварить себе кофе. Зерна и кофемолка хранились в крашенном бежевой масленой краской шкафчике над мойкой. Джезва стояла на плите. Длинный хотел налить в нее воды, но увидел, что изнутри она заросла густой плесенью. Он хотел, было, ее отмыть, но потом вернул на место. Сидел, смотрел перед собой. Потом вспомнил: ракетница. Настоящая сигнальная ракетница в тайнике, все под той же лестницей – Витька ее выменял у речников на самодельный мотороллер и хвастался ему – вот, мол, какая полезная штука. Они хохотали, представляя, в каких ситуациях она может пригодиться.

Длинный вышел на крыльцо. Воздух был почти морозным. Тумана больше не было, но и звезд не было. Плотная черная пустота нависала над ним, обступала, ложилась на плечи. Он отступил на шаг назад и выстрелил вверх. Светящийся шарик взмыл в высоту и, задержавшись, затормозив на лету, жег небо огненными языками. Потом он погас, и Длинный вернулся в дом. Надо было устраиваться на ночлег.

* * *