взрастили Виктора Мещерского и «мыльные пузыри» над кратерами Луны. Луна обзавелась гнойными прыщами, так обозвали мои защитные купола завистливые конкуренты «Заслона», а меня – разросшимся на планетах лишаем.

Алина пришла к зениту славы. Звонкая и самонадеянная, почти нищая и почти бесперспективная, новая, нетронутая никем и ничем, кроме больших амбиций. Сперва я полюбил её взглядом, затем ушами, она воспевала вязким шепотом меня громче и льстивее, чем остальные громкими хвалами. После – обонянием. Алина пахла заварным лимонным кремом. И уже после – умом. Она умела блистать, я умел думать. Я решил, что мне как раз не хватает блеска в глазах, в сердце, на публике и в дурацкой глобальной сети. Не хватало свежести кожи и умения трансформироваться наравне с изменяемыми Заслоном планетами. Алина менялась и подстраивалась сама, меняла и подстраивала других, и выводила нашу жизнь на очередные уровни осознанности по три раза в месяц. Спустя два года она решила, что готова быть женой и что медовый месяц случится именно на Каллисто.

– На собственном примере покажем возможности домов и безопасность новой территории.

Все же она тоже умела думать. Отдел рекламы выдвинул Алину на должность старшего менеджера в первый месяц работы, тогда я и увидел её, на общем собрании. Быстрый ум, быстрый язык, молния в человеческом теле. От заряда энергии Алины ускорялись все кроме милого зайчика Вити, я выматывался и удирал то на Луну, то на незаконченный Меркурий, то в Зону Отдыха. К спокойной, податливой, прозрачной Кэт. Но я не любил Кэт, я пользовался ей.

Я любил Алину и потому позволял пользоваться собой.

– Я люблю Алину.

Иногда я проговаривал мантру вслух. Фигурные брови Алины взлетали по высокому лбу к модной прическе, в которой волосы начинаются где-то на макушке и трубой поднимаются к небу. Она всем телом тянулась к космосу. Высокая, устремленная к высшим слоям общества, обжигающим слухам и искрящимся нетронутой белизной коттеджным поселкам на едва обжитой земле. Серебрилась в литом комбинезоне, с острым подбородком, гордой грудью и крепкими бедрами, мчалась по коридорам к главному холлу корабля, где первой пожала руку капитану и представила плетущегося за ней новатора, гениального инженера, терраформовщика и милого зайчика Виктора Юрьевича. А Виктор Юрьевич, окосевший от долгих снов, почти выплюнул «я люблю Алину» вместо приветствия.

– Благодарю вас, капитан, за комфортный полет, – провозгласил я, – Знаете, до сих пор боюсь летать на дальние расстояния.

Если Алин – труба, нацеленная в космос, я, бесспорно, – старая мягкая игрушка с заевшим голосовым модулем. Голос чаще надоедал изнутри, но порой пробивался и заводил скучную песню о счастье, достатке и любви. Кстати, такие игрушки еще производили, они нравились детям и одиноким старикам. Удивительно, что и Алина они нравились, раз она таскала меня повсюду, да еще и брала в постель. Ну а капитан походил на робота, хотя, возможно, он и был роботом, полеты между планетами Солнечной системы настолько выверены, что человеческая смекалка без надобности. Нет непредвиденных обстоятельств, нет надобности и в нестандартном подходе к принятию решений.

– Мы должны благодарить изобретателей стазисных капсул, – также отрапортовал капитан, – Мне осталось провести вас сквозь три недели и семьдесят восемь звездных миль.

Следующие гости вытряхнули из него подробный отчет о пройденном курсе и расписании кормежки. Теперь капитан напоминал дерево, многорукий, шуршащий вежливыми словами, ветки его облепили пассажиры, и он не в силах стряхнуть их, ведь все здесь летят на Каллисто, а значит все – весьма важные люди. Роботы никогда не походят на деревья, у них нет корней, листвы и особого ветра в кроне, который заменяет дыхание, когда и дышать уже не хочется. Капитан – человек, и у него своя особая установка, свои три слова-ветра, подпирающие сухой ствол со всех сторон.

«Я люблю Алину». «Космос – моя мечта».

– Сейчас мы откроем экран, и вы в полной мере насладитесь видами Юпитера. Поистине царя среди планет Солнечной системы, – капитан выучил свою партию наизусть, – газового гиганта потрясающей величины и мощи. Наука до сих пор рассматривает возможность превращения его во второе солнце нашей системы во времена формирования планет и ищет ответ, что же помешало Юпитеру набрать достаточно звездной массы и разлить свет до самого пояса Койпера и дальше в облако Оорта.

Главный холл раскрылся по периметру, экраны отползали в стороны, проливая на нас космос. Космос не черен, нет. Я никак не мог привыкнуть, что вселенский вакуум не спокоен и не темен. Место, где зародилась жизнь, Великая Жизнь, не может быть безжизненным, заявила Алина на первой презентации. И заставила корни моих волос пуститься в пляс, потому что прочитала мои мысли. Просто человеческие глаза – слишком слабый инструмент, чтобы с материнской планеты разглядеть многоцветие истинной колыбели жизни. К тому же Солнечная система находится на отшибе, в одном из самых скучных мест галактики. Вселенная ярка. Мы обитаем в темноте, оттого и стремимся выйти в космос, покорить его, измерить и назвать его краски человеческими именами.

Юпитер выплыл по правую руку. Карее око глянуло в глаза столпившихся людей. Оно не умещалось ни в панорамное окно, ни в восприятие.

– Царь! – повторил капитан, – Пятая планета от Солнца, экваториальный радиус равен 71,4 тысячам километров, что в 11,2 раза превышает радиус Земли. Я не буду досаждать вам цифрами, послушайте голос Юпитера, он скажет все сам. Вы в полной мере осознаете грандиозность будущего соседства! Голоса планет услышали еще в начале двадцать первого века. Космический аппарат «Юнона» записал момент вхождения зонда в магнитосферу Юпитера и передал его послание на Землю. Если вы когда-нибудь допускали мысль о разумности планет, то сейчас у вас появится шанс в этом убедиться.

Капитан совсем не походил на робота, я ошибся, не походил он и на старое дерево. В нем невероятным образом выжил мечтатель. Он верил в свою установку, и любил космос всей душой. Для него планеты – разумны, он желал разделенной любви.

Губы уже растягивала насмешливая улыбка, когда мы услышали рев. Я открыл рот и забыл о необходимости сохранять равнодушно-презрительное выражение лица пресыщенного жизнью человека. Клетки тела откликнулись на голос Юпитера и вторили неконтролируемой вибрацией, перерастающей в великий диссонансный шум. Юпитер ревел, как и положено царственному быку или гневливому громовержцу, заточенному в форму пусть потрясающего масштаба, но всё же сковывающую, статичную. Он завывал и бесновался, а в панорамном экране среди широких коричневых полос клубились и завивались нежно-голубые волны. Повинуясь требовательному воплю, они меняли очертания, серые прожилки пронизывали голубые облака, разветвлялись и закручивались в петли и складки. Юпитер