и с ровной осанкой, выпятив округлый животик вперед, дерзновенно бросал вызов океану, который в свою очередь особо не был гневен и давал никчемному человеку, никак не соответствующему ему по масштабам, играться в эти детские ментальные игры, но при этом не успокаивался и волны все так же захватывали берег дальше и дальше.

Небосклон был испещрен тусклыми линиями, появились тучные, быстро передвигающиеся – что можно было заметить невооруженным глазом – облака, практически полностью изолировавшие землю от солнечных лучей. Оставалось совсем немного до полного погружения в серость и холод, о чем уже догадывался Венедикт и понимал, что скоро придется остановить прогулку и либо переждать в каком-нибудь кафе, либо же пойти домой и вернуться сюда на следующий день, когда погода будет явно получше. Но пока моцион шел своим ходом и Венедикт полез в карман за портсигаром и зажигалкой, закурил и выпустил первый дым, унесенный ветром в сторону пальм, над своей головой. Он приближался к повороту с левой стороны, сквозь вереницу пальм. Бордюр аккуратно сгибался в ту же сторону, пальмы своими длинными, шелестящими ветвями защищали прохожих от ветра, а также яркого солнца. Венедикт, сделав еще один затяг и держа сигарету во рту, между потрескавшимися губами, остановился и задумался над тем, как ему стоит поступить: следующий поворот находился достаточно на далеком расстоянии, поэтому есть возможность свернуть вглубь парка прямо сейчас и найти укромное, теплое местечко. Он подумал еще некоторое время и, резким движением выкинув еще горевший яркими, красными огоньками бычок, все же свернул с притягательной тропы, с мыслью в наикратчайший срок вернуться в то же место, на котором ему пришлось закончить прогулку.

Теперь он поставил перед собой две небольшие задачи: первое, найти любое помещение, в надежде скрыться от всемогущего ветра, а второе, разузнать про погоду в ближайшие часы. С первым заданием у него вышло справиться быстрее: спустя несколько минут он увидел перед собой красиво обустроенный снаружи ресторан, внутри которого сидело множество людей и стоял шумный гам разговоров. У него закралось сомнение, будет ли там место для одного человека и, к счастью, его проводили к свободному столику, предназначенному специально для одиночек. Пока он шел за милой девушкой, работающей в ресторане, под его взор подпал весь интерьер, который был высоко им оценен, правда и цены на блюда, очевидно, были соответствующими. С финансами у Хрусталя не было проблем, но стоит отметить, что ходил он в подобного рода заведения крайне редко и в основном предпочитал готовить еду дома и выходило у него весьма неплохо. Чувствовал он себя в этой атмосфере вполне себе комфортно, так как успел за свою жизнь побывать во многих даже более роскошных заведениях по работе.

Спустя полчаса ему принесли горячий чайник с чаем и два куска чизкейка. Венедикт не торопился с едой и оттягивал момент, наслаждаясь здешней обстановкой, поймав себя на мысли, что последний раз он был в ресторане очень давно. Продолжая ту же мысль, к нему пришло осознание, что именно после смерти невесты он стал чаще готовить дома и неосознанно избавился от привычки каждый день обязательно пойти хоть в какой-нибудь общепит. С чем это могло быть связано он не понимал да и долго не стал на этом концентрировать свое и так рассеянное внимание, а предпочел оглядеть счастливые, жизнерадостные лица всех людей, общающихся друг с другом за столами. Он не заметил ни одного такого же одинокого гостя, все были с партнерами. Самая большая группа людей, состоящая из восьми человек сидели на другом конце зала и громко что-то обсуждали, откуда иногда громогласно издавались неожиданные выкрики смеха, охватывающие все помещение и привлекавшие внимание остальных гостей. Они сидели за большим овальным столом, накрытым бархатной скатертью. Богатая сервировка и уйма различных блюд сверкали на поверхности под ярким светом роскошной черной люстры, свет которой подал на стол и также сиденья вокруг него, благодаря чему отчетливо были видны веселые лица женщин и бородатых мужчин, изливающихся безудержным смехом, охватывающий волной всех как поветрие. В нескольких шагах от мягкого дивана алого цвета играл пианист на лакированном, блестящем рояле, отражающем всю царившую обстановку. Если далее провести взгляд, то перед нашими глазами предстала бы барная стойка, находящаяся прямо напротив главного входа; к ней вела тропа из черного ковра с маленькими вкраплениями красных, специально сделанных пятен. Красивый бармен в сшитой прямо под него форме идеально выказывал свое мастерство подстать здешней атмосфере, выплескивающей сразу на входящих гостей заметную роскошь, но при этом не классического, аристократического стиля: никто не стеснялся своих нахальных, пышущих эмоций и не делал из себя важных особ, снобов с всегда серьезным выражением лица, четкими, острыми гранями, скулами… Никто не оглядывал друг друга осуждающим взглядом, тут скорее господствовали безразличие и нечувствительность к остальным людям, что в какой-то мере являлось признаком высшего общества, правда уже в современном понимании. Звучало бойкое классическое произведение; пианист всем телом и душой был погружен в мир музыки, что сразу заметно в его исключительно гибких движениях тонкого тела. От стола к столу, то к бару, то на кухню бегали ухоженные официанты, а в одном из углов зала стояла директор-женщина в строгом, полностью черном наряде: каблуки на шпильках, зауженные брюки, оголяющие прекрасную лодыжку, рубашка, верхние две пуговицы которой были не застегнуты и она была туга заправлена в штаны.

Венедикт пока был занят оглядывание внутренней обстановки, за окном уже лил градом дождь. На фоне звуков ливня, доносящихся из улицы, шум голосов внутри заведения стал еще заметно громче, но Венедикту это особо не мешало. Он положил рядом с тарелкой портсигар и принялся вкушать чизкейк, после каждого укуса хлюпая уже чуть подостывший чай из скромной чашечки. Любезная официантка, совсем юная девушка с ангельской улыбкой, замечательно обслуживала Венедикта и он обязал самого себя ни в коем случае не забыть оставить чаевые любезной девушке. Раньше, бывалый страстный гость подобных ресторанов, он предпочитал всегда давать достойные чаевые за качественное обслуживание и индивидуальный подход к каждому гостю. Одной из любимых его игр было делать из себя привередливого, одиозного гостя и тем самым проверять терпение, услужливую учтивость, усидчивость персонала. Он получал от этого какое-то своеобразное удовольствие, особенно следя за изменяющимся выражением лица официанта, подходящего к нему с блюдом на подносе, но надо отдать должное Венедикту, так как после такого рода детских проверок он всегда вознаграждал обслуживающего, несмотря даже на не самое идеальное исполнение работы.

В одну секунду заиграла веселая, танцевальная музыка, под которую целым