А еще меня съедала зависть.

Всю жизнь я была сиротой. Даже когда король Леонард принял меня в свою семью, я не получала семейного тепла и родительской любви ни от него, ни от его жены. У меня была няня, но и она не проявляла ко мне никаких чувств, лишь четко выполняла свои обязанности, заботилась о моем комфорте и воспитании. Да, мне не давали голодать и мерзнуть — даже наоборот, окружали самыми дорогими и редкими вещами. Мне дали хорошее образование, даже пытались помочь развить магию. Но самого главного я не получила. И теперь чувствовала себя обездоленной.

Кажется, Катерина заметила, что со мной что-то не так, и предложила:

— Сынок, отведи Инну наверх. Ей нужно отдохнуть с дороги. И, наверное, лучше выделить ей отдельную комнату. Нужно время, чтобы прийти в себя, вернуть память. Я права, солнышко? — обратилась она ко мне.

От избытка чувств я не смогла ничего ответить и просто кивнула, вложив в этот жест всю свою благодарность. Мне и правда не хотелось спать в одной кровати с чужим мужем.

Мы поднялись в приготовленную для меня гостевую комнату и вновь остались вдвоем. Мне хотелось дать волю слезам, выпустить наружу все эмоции и переживания, что скопились за целый день. Но при Глебе я не могла себе этого позволить. Воспитание не позволяло. Да и могла ненароком сболтнуть лишнего...

— Ты как? — спросил он.

Я пожала плечами и подошла к окну.

Снаружи раскинулся чудесный сад, полный цветущих растений. Тут и там стояли разнообразные статуи, представляющие собой нечто абстрактное и совершенно невообразимое. Видимо, это тот самый «музей на дому» Дары, о котором рассказывал Глеб.

— У тебя замечательная мама, — сказала я, не оборачиваясь.

— Так странно снова слышать это от тебя, — заметил он. — Прости, хоть я и понимаю, что ты не помнишь своего первого знакомства с моей семьей, мне до сих пор сложно привыкнуть к этой мысли.

Я вдруг ощутила его руки на своей талии и невольно напряглась. Он обнял меня со спины и прижал к своей груди, как самое ценное и дорогое сокровище. А я чувствовала себя до нельзя неуютно и хотела отстраниться, но не позволила себе этого сделать.

Только сейчас вдруг осознала, насколько тяжело ему приходится. Как это, должно быть, больно видеть свою любимую женщину, находиться с ней рядом, но понимать, что она тебя совершенно не помнит. Не помнит первую встречу, первое свидание, первый поцелуй, признание в любви, свадьбу…

Поэтому я просто застыла и некоторое время позволила ему обнимать себя. Но когда почувствовала на своей шее его губы, не выдержала.

— А у меня есть родители?

Как и ожидала, романтичное настроение Глеба оказалось нарушено, и он с разочарованным вздохом выпустил меня из кольца своих рук.

— К сожалению, нет, — ответил он. — Насколько мне известно, ты жила без отца. Лишь с мамой. А она скончалась два года назад от какой-то тяжелой болезни.

Не могу сказать, что обрадовалась, но некоторое облегчение все же испытала. Если бы у Инны имелись родители, и Глеб предложил их навестить, я бы просто не смогла найти в себе силы так бессовестно их обманывать. А рассказав им правду, несомненно причинила бы боль…

С усилием отгоняя прочь пессимистичные мысли, я обернулась и прищурилась.

— И все-таки. Какая у тебя фамилия?

На лице Глеба расцвела хитрая улыбка.

— У нас, ты хотела сказать? — зачем-то уточнил он.

— Хорошо. Какая у нас фамилия? — исправилась я.

Некоторое время он загадочно молчал, навевая больше драматизма, и наконец выдал:

— Февральские.

— Не может быть! — пораженно выдохнула я.

Да уж, такого я не ожидала…

Глеб самодовольно ухмылялся в ответ. И тому имелось основание.

— То есть, ты родственник самого наместника?! — не могла поверить я. — Но как же так? Я думала, если вы живете в весенней части Эльтереса, то… К тому же, твоя мама… — от неожиданности я вдруг стала запинаться.

Но Глеб меня понял.

— Нет, моя мама не имеет никакого отношения в Весеннему Двору. Разве что очень отдаленное. Вполне возможно, кто-то из ее далеких предков имел связь с кем-то из его представителей. Сама понимаешь…

— Да-да, о любвеобильности весенней знати ходят целые легенды!

Кто ж об этом не знает! Говорят, барды в тавернах даже песни об их любовных похождениях слагают. Настолько они… неугомонные в этом плане. Это еще одна причина, по которой мне не хотелось замуж за Ясеня. Такому, как он, никогда не будет хватать одной спутницы жизни. Да и среди женщин не найдется той, кто смог бы ему отказать. И плевать, что он не свободен…

— Верно. Но в любом случае, фамилию весенних месяцев ни она, ни ее родители не носили.

— Зато теперь носит зимнюю… — я все никак не могла остановиться, продолжая вертеть в голове одну и ту же мысль. — Боже, ты родственник наместника!..

— Племянник, если быть точнее.

Еще лучше… Нет, это безобразие, в самом деле!

— Чему ты так удивляешься? — недоуменно спросил Глеб.

— Да нет, совершенно ничему, — нервно хихикнула я. — Разве что тому, как простая художница стала женой племянника наместника Эльтереса. И почему этот самый племянник работает простым стражником.

Ну и еще, конечно, тому, как меня угораздило так влипнуть. Это ж надо было умудриться попасть именно в это тело, именно в эту семью!

Король Леонард не просто так сделал наместником Эльтереса лорда Теодора Февральского. Мало того, что они приходились друг другу троюродными братьями, так еще и отношения у них были замечательные. Наместник был прямо-таки образцом верности монархии, и король не раз ставил его в пример остальным придворным, как публично, так и в частном порядке.

А еще каждый раз, когда король приезжает с визитом в Эльтерес, наместник устраивает шикарные балы и приемы, на которых обязательно присутствует вся его семья. На одном из таких приемов я уже бывала и, кажется, даже была представлена наместнику и кому-то из его родни. Правда ни Катерину, ни Глеба я не запомнила. Возможно, потому что была тогда слишком мала.

Хотя, может, я зря так переживаю. У меня ведь почти идеальное прикрытие — чужая внешность, чужая жизнь. И мне пока что верят. Под боком у наместника меня точно никто не будет искать.

— Не вижу ничего плохого в том, чтобы быть простым стражником, — заявил Глеб. — И вообще, кажется, ты говорила, что именно это тебе нравится и во мне.

Мне показалось, в его голосе проскальзывала обида.

— Что именно? — спросила я.

— Независимость. Своими силами, без помощи дяди я в свои двадцать пять лет заработал звание капитана и горжусь этим.

— Имеешь право… — буркнула я.