Напрасно Клео возмущалась и говорила, что это просто «позор» так не доверять людям, но отец вписал от руки еще один пункт: учитывая возраст Клео, он требует, чтобы все фотографии сначала были представлены ему на одобрение.

В жизни Клео появилась масса нового. Запахи – сладость гелиотропов (Кэти душилась «Опиумом») мешалась в ее машине с терпким ароматом кожаных сидений. Ткани – алый шелк шейного платка, который в тот день, когда Клео забыла свой шарф, Кэти сняла с себя и повязала ей.

Джинсовая юбка, косынка, бирюзовый мохеровый свитер – весь класс обратил на Клео внимание. Куда девалась бесцветная зануда без намека на сиськи и макияж, которая не интересовалась ничем, кроме своих танцев, не курила, не пила и не тырила мелочи с полок в «Ашане», не говоря уж о том, чтобы завести себе парня.

Клео рассказала про фонд, наслаждаясь их вопросами и вытаращенными глазами. На следующий день ее окликнула троица из параллельного класса: «Это ты, что ли, Клео? И сколько эта стипендия? А на спорт они дают?»

С Клео начали здороваться даже неприступные старшеклассницы, цокавшие по школьным коридорам высокими каблуками; на уроках – если считали нужным почтить их своим присутствием – они писали на полях тетрадей имена мальчиков; учителя во время переклички привычно вздыхали, называя их фамилии – опять отсутствует? Закуривая сигарету, эти девицы щурили глаза.

Находились и скептики: «Клео заставят фоткаться голой, а снимки напечатают в журнале, сколько уже таких случаев было!» Другие возражали: «Да брось, все-таки Кэти – баба, а не старый извращенец!»

Они повторяли ее имя – Кэти, – как будто были с ней знакомы, как будто видели в нем ее всю – от длинного пальто до медно-каштановых волос. Клео стала символом чуда; за ней стояла история, продолжения которой они с нетерпением ждали, каждое утро, словно накануне свадьбы или крещения, вопрошая: От Кэти новости есть?

За завтраком мать придирчиво осмотрела ее с ног до головы, от конского хвоста до кроссовок, выбранных Клео для фотосессии, и вынесла вердикт: идеально. Тихая улица, на которой Кэти припарковала машину, принадлежала Парижу изысканных силуэтов в бежевых пальто. Дом был красив как музей – балконы, колоннада, мраморный подъезд, ярко-зеленый ковер. Лифт, остановившись на нужном этаже, дернулся, и Кэти по-детски подпрыгнула: ну и старье!

Ставни в квартире были закрыты, шторы опущены. Круглый стол, несколько стульев, свернутый в трубку, как при переезде, ковер. Кэти вытряхнула пепельницу, негодуя на них, которые могли бы и прибраться.

Она с бесконечным терпением успокаивала Клео, убежденную, что на поляроидных снимках, которые ей по одному показывала Кэти, она выглядит «уродиной». Тебе просто надо расслабиться.

Купюра в сто франков удивила и смутила Клео: неизвестно, одобрят ее кандидатуру или нет, а родители против того, чтобы влезать в долги.

Это вовсе не аванс в счет стипендии, объяснила Кэти, а компенсация за потраченное время. И лучше говорить не «плата», а «вознаграждение».

А вот это – Кэти извлекла из розового пластикового пакета балетный купальник изумрудного цвета, – это подарок.

Отец присвистнул, как мальчишка, когда Клео достала из кармана купюру: а дочка-то звезда! Он долго рассматривал поляроидные снимки, переданные ему Кэти. Да, это она, его Клео, похожа сама на себя. Одну фотку можно бабушке подарить.

Клео села ужинать в новом купальнике. Мать с восхищением прощупала все швы: фирма! «Репетто» – это вам не какой-нибудь «Карфур». Но и стоит соответственно.

Кэти позвонила через два дня и пригласила Клео в среду в ресторан пообедать и поговорить. Отец заволновался – вдруг она вызывает дочь, чтобы сообщить плохие новости?

Клео сидела напротив Кэти в парижском ресторане, со стен которого на нее взирали портреты завсегдатаев. Делон, Кристи Бринкли, Брук Шилдс… Клео, которой исполнилось тринадцать лет, четыре месяца и одиннадцать дней, ткнула пальцем в телеведущую за соседним столиком. «Так не делают!» – сейчас же одернула ее Кэти. Клео кивнула, хотя не очень поняла, что та имела в виду, когда говорила, что артистка должна быть открытой. Не зажатой.

Если кандидатура Клео будет предварительно одобрена, ей придется доказать комиссии свою зрелость. Продемонстрировать, что она ничего не боится.

Клео снова кивнула, хотя опять не поняла, что имеет в виду Кэти, зато почувствовала, что этот разговор обозначает границу, отделяющую ее от родителей. И какое счастье, что она по нужную сторону этой границы. Она уже успела влюбиться в новый антураж своей жизни; ей нравилась тяжелая, без единого пятнышка, накрахмаленная, как простыня, скатерть; услужливость официанта; манеры Кэти, которые она старалась копировать: пользовалась специальной вилочкой, чтобы подцепить ломтик копченого лосося, промакивала губы салфеткой с каймой гранатового цвета. К Кэти подошли поздороваться двое мужчин, задержавших на Клео свои оценивающие взгляды: с Кэти всегда такие очаровательные подруги.

Вечером Клео, усевшись по-турецки на кровати, записала в дневнике, что клянется «быть на высоте». Почему они должны выбрать ее? Шатенку с карими глазами ростом 1 метр 68 сантиметров? С другой стороны, почему бы и нет?

Один из самых влиятельных членов жюри ознакомился с ее документами и сказал, что хочет с ней познакомиться. Кэти пообещала матери Клео, что во время встречи побудет с ней.

Мужчина, открывший им дверь, на вид был старше ее отца. Марк говорил с ней заботливым тоном директора школы: многие девочки, пройдя первый этап отбора, слишком воодушевляются. Но если Кэти занимается поиском кандидаток, то его задача – обнаружить в каждой из них нечто особенное.

В чем, на ее взгляд, ее изюминка?

Прыжки. Фэн-кик. И еще… она никогда не устает. Шесть часов ежедневных занятий танцем в нью-йоркской школе ее не пугают.

Ее досье выглядит перспективным. Но ей немного не хватает драйва. Она производит впечатление школьницы.

– Понимаешь? – наклонилась к ней Кэти. – Ты очень уж правильная.

– Чересчур правильная, – согласился Марк.

У Клео сердце ухнуло куда-то в живот, а желудок поднялся к самому горлу огромной черной лужей, которую надо было как-то проглотить. Значит, конец всему. Больше никаких ободряющих улыбок, никаких знаков внимания, никаких поездок в Париж.

– Для того-то мы и здесь, – поспешила успокоить ее Кэти. – Мы одна команда, и мы постараемся вместе отыскать эту самую изюминку, которая позволит тебе выделиться на общем фоне.

Клео с отвращением слушала себя, по-детски, тоном побитой собаки лепечущую, что ничего особенного в ней нет, абсолютно ничего, и в роддоме мать даже перепутала ее с другим младенцем. Хорошо еще, у нее оказалось родимое пятно, добавила она и через штаны ткнула себе в ляжку.